Серебану пришлось не по душе столь пристальное внимание, но, чтобы привести меня в чувства, он не уподобился старшине Ступину. Он прибег к более щадящему способу: щелкнул три раза пальцами перед моим носом.
– Эй, ты тут?!
– Здесь.
– Если все знаешь, то чего тогда медлишь? Стреляй уже!
– Стрельну, не волнуйся. Сказал «а», говори и «б». Что там у тебя за решение?
– Оно напрямую зависит от твоего умения стрелять, поэтому не тупи, действуй.
– М-да, ох и решение, а я-то думал. Ясен пень, что если смогу стрелять, то буду биться до последнего.
– До последнего долговязого! – выкрикнул Назар. По каким-то известным только ему причинам, он решил, что одного раза недостаточно и заорал с еще большим энтузиазмом: – До последнего долговязого!
– Да, до последнего долговязого уродца! – переорав папашу, поддержал бородатый.
Рванув с места, как в атаку на поле боя, со звериным оскалом и воодушевленным ревом, он настиг того, кто, собственно, и убегать-то никуда не собирался. Борис несколько раз пнул бездыханное тело долговязого и молча направился к отцу. Не торопясь, вразвалочку, с серьезным лицом и холодным взглядом, как сын, которым можно гордиться, как победитель. И кто бы мог подумать, что отец действительно им гордился. Расплываясь в довольной улыбке, как Чеширский котяра, он сначала пожал ему руку, а потом, притянув к себе за шею, приложился губами к бородатой щеке.
– Молодец, сынок!
– И так будет с каждым из них! Мы их сделаем, батя! Сделаем! До последнего сучьего потроха!
Мы переглянулись с Серебаном. По его поднятым бровям, выпученным глазам и скривившемуся рту я понял, что наши мнения насчет психического состояния этой семейки совпадали.
– Все, закончили резвиться? – поинтересовался Серебан каким-то странным голосом, одновременно обреченным, вопрошающим и укоряющим. – Может, еще лезгинку на трупе спляшете? А что, он ведь не ответит – топчи не хочу. Только что вы отплясывать будете, когда живые появятся? И какие лозунги скандировать станете?
– Мы бедные-несчастные, мамочка, помоги, – подойдя к коротышке сбоку и ласково проведя ладошкой по его голове, выдала Дашка. – Да, Серебанчик?
У меня чуть челюсть не отвисла. Что вообще происходит?! Здешний воздух как-то не так влияет? Или это я, недалекий, не в состоянии понять простых вещей? Пусть так, но умоляю, верните мне мою прежнюю сестренку! Если раньше меня забавляло такое ее поведение, то сейчас уже стало напрягать. И, вероятно, Кирилла тоже.
Ненавистный взгляд, закушенная нижняя губа и пылающие щеки чуть ли не кричали о его страстном желании разорвать на куски это маленькое, но впечатляюще развитое зеленое тельце. Будь оно только маленьким и зеленым, Кирилл вряд ли бы так забеспокоился. Ему бы и в голову не пришло ревновать Дашку, олицетворяющую собой истинную чистоту и верность, к этому стотридцатилетнему мальчику-с-пальчику. А так да, каждый бы засомневался на его месте.
Дашка снова пожелала прикоснуться к волосам коротышки, но, перехватив ее руку, он резко повернулся и посмотрел ей в глаза. Вызов был принят. Она коварно усмехнулась, не стала вырывать руку и отводить глаза, в которых загорелся огонек азарта, любопытства и чего-то очень скверного. Я догадываюсь чего, но пока даже думать об этом не хотелось, да и некогда было. Если Кирилл как-то держится, значит, и я могу. Но Серебан не мог. Раскрыв ладони и поддерживая ими хрупкую кисть, как бабочку, которая собирается взлететь, он поцеловал ее, дунул на нее и, разведя руки, отпустил к законной владелице.
– Как с языка сняла, моя королева, – подмигнул ей коротышка, а после одарил Назара и бородатого презрительным взглядом. – Только мамочка им не поможет, сколько ни зови. Никто им уже не поможет.
Энтузиазм неадекватной семейки сменился недоумением.
Почесывая затылок, папаша принялся рассматривать скалу, а сынок – кидать виноватые взгляды сначала на Серебана с Дашкой, видимо ожидая очередную порцию насмешек и обвинений, затем на Давида, от которого можно и оплеуху схлопотать. Не забыл Борька и про убиенного. Он глянул на него так, будто это он несчастного порешил и теперь горько раскаивается в содеянном.
– Да ну тебя, какая же я королева? У нас на Земле таких королев через одну.
– Не скажи, прелестная мисалоза, не скажи. Уверяю тебя, что повидать мне довелось немало всяких там королев, цариц, императриц и прочих великосветских дамочек, но ни одна из них и ноготков на мизинчиках твоих стройных ножек не стоит. Ты королева. Ты больше чем королева. И это не обсуждается.
Теперь щеки запылали и у Дашки. Не настолько, конечно, как у рыжего «Отелло», но не заметить было трудно.
– Потом будете разбираться, кто из вас королева, а кто прелестная целлюлоза! – вмешался я. – Как выпутываться собираемся?!
Кирилл кивнул мне благодарственно. В ответ я понимающе моргнул.
– Во-во, – устало пробурчал Давид. – А то развели тут не пойми что, дурдом какой-то.
– Главное – держаться вместе, – спокойно сказала Натали, только зачем она это сказала – загадка, причем и для нее самой, наверное, тоже.
– Вообще-то, я пытался предложить выход, – раздраженно заявил Серебан, – но ты даже слушать не стал.
– Я и так все понял.
– Ничего ты не понял! Суть не в том, чтобы с лантисофурийцами побоища устраивать, а в их недопущении. Никаких перестрелок, ясно тебе?
– Как это?
– Нам нужно умереть до того, как они здесь появятся. И ты нам в этом поможешь. Ты всех нас убьешь, а потом и себя.
– Что?!
– Что?! – почти одновременно со мной воскликнула Натали.
– Наш гном окончательно сбрендил! – провозгласил Давид.
– От гнома слышу!
– Никита, начни с зеленого, а там посмотрим! – воспользовался моментом Кирилл.
– Если тебе от этого станет легче, расист, то я готов быть первым!
На лице Назара и Бориса тоже читалось негодование и желание высказаться, но в этот раз они решили промолчать.
– Как же так, Серебанчик? – жалобно протянула Дашка. – Ты хочешь нас убить? И даже меня?
– Нет, конечно. Как же я могу хотеть убить тебя, прекрасный цветок? Да я бы без колебаний отдал свою жизнь взамен твоей, но лантисофурийцы не пойдут на такую сделку, как бы я их ни умолял. Понимаешь? Я лишь хочу избавить всех нас от неизбежной мучительной смерти.
Глубоко вздохнув и пожав плечами, Дашка ответила:
– Понимаю. И верю тебе, Серебанчик.
– Немыслимо, – бросил Кирилл.
– Вы что, сговорились?! Хорош выход: поголовный суицид! Но заруби на своем зеленому носу, что я и под пытками не стану убивать дорогих мне людей!
– А если кто-нибудь из нас попадет в плен? Предположим, твоя женщина. Знаешь, что они с ней сделают? Знаешь?
– Знаю!
– Ничего ты не знаешь! Для начала ее изнасилуют все кому не лень, кому приглянется. Одному ведь приглянулась, обязательно найдутся и другие. Уж не сомневайся. Всегда находятся. Обычно такие мероприятия быстро не заканчиваются, а уж тем более с такими красотками, как твоя. Она будет терять сознание, истекать кровью, кричать и биться в
