Ждать этого момента я не мог и на полной тяге повел беззащитный «Ансат» вдоль берега Учкуевки, глядя на светящиеся вдали спальные районы Радиогорки. Солдат не будет стрелять над жилыми кварталами.
К сожалению, Темный Иной – может.
«Охотник» снова обогнал нас, обстреливая из пулемета. Салон заполнился адским треском, за которым последовал противный удушающий дым, тут же высасывающийся сквозь многочисленные щели. Бортовая пушка пробила нашу кабину точно посередине. Задняя часть кресла Ведающей надломилась вдоль вертикальной трещины. Стараясь не двигать головой, волшебница в отчаянии отстегнула ремни безопасности.
Взвыв от бессилия, я сошел с траектории, сделал почти полный разворот над Сосновой рощей, пока «охотник» не оказался прямо перед нами. Треснул кулаком по панели, разогревая пальцы, приложил пятерню к ветровому стеклу и пустил умеренный заряд «пресса».
Приблизительно треть стекла отломилась точно по линии ранних пулевых отверстий. Стараясь не обращать внимания на свирепый поток встречного ветра, я высунул моментально замерзшую руку и выстрелил серией «тройных лезвий».
В цель попала половина. «Охотник» засиял серией вспышек, словно звезда на ковровой дорожке перед папарацци. Двинулся в сторону, уходя от атак, но я не собирался давать ему передышку – удержал «Ансат» на прежней траектории, выпустил еще одно «лезвие» прямо под винт и туда же добавил файербол. Почти все наводилось на цель силой воли и яркой визуализацией мишени, потому как на глазок стрелять было невозможно.
Находящийся под винтом «охотника» радиолокационный комплекс получил огненный подарок в процессоры и сразу вышел из строя. Пока Корсар не сообразит, чем компенсировать отказ систем наведения, у меня есть время. Я отвлекся на окружавший нас мир, и вовремя – заметил приближавшиеся к нам крыши домов, вывернул ручку в сторону, уводя «Ансат» от неминуемого столкновения. Салон уже вовсю визжал, дребезжал и хрипел информационными приборами, перегружая меня потоком входящих данных, и я решительно ничего не брал во внимание, кроме закрепленной под зеркалом бумажки.
Неполные четыре минуты.
Превозмогая слабость, Ведающая подняла левую руку, глядя на еле заметное сияние Света над пальцами.
– Нет! – крикнул я. – Не смей! Не вмешивайся!
Она посмотрела на меня, в сомнении приоткрыв рот. Я так и не узнал, что она хотела сказать.
Мимо нас, оставляя пышный след, пронеслась неуправляемая ракета, едва не снеся «Ансату» хвост. Я рванул шаг-газ на себя, взмывая вверх и пропуская «охотника» под собой. Фоном его пролета послужило попадание «нара» в пустырь за Мортирной батареей.
Я накренил «Ансат» вдогонку, освободив себе левую руку. Шакрам холода словно ждал команды. Проведя его лезвием по плексигласу, я вырезал еще кусок стекла, впуская по-настоящему холодные потоки воздуха. Через дыру нацелился в темный силуэт, прямо промеж габаритных огней.
Диск вылетел со свистом, перекрывающим остальной грохот. Летящий в полусотне метров ниже меня «Охотник» дернулся, как акула, насаживаемая на гарпун, и заметался точно так же. Но он все же сумел развернуться, веером поливая пространство. Новая очередь из тридцатимиллиметровой пушки распотрошила нам винт. «Ансат» прокрутился вокруг вертикали раз восемь, прежде чем я стабилизировал вращение.
Боевой вертолет Корсара уже поднимался, брал нас на визуальное прицеливание. Казалось, я вижу, как под крыльями поблескивают «нары», уже готовые влететь в нас.
Силы у меня уже не было. Шакрам оставался на перезарядке бесконечно долгое время – треть от жизненного срока Ведающей.
И тут волшебница открыла дверь со своей стороны. Борясь с потоком воздуха, отодвинула ее плечом.
– Стой! – крикнул я, перехватывая рычаг и пытаясь до нее дотянуться.
По поверхности костюма Ведающей пронесся столб Света, материализовавшийся в «копье» в правой руке. Левой она попыталась схватиться за сиденье – ее пальцы процарапали кожу, не найдя, за что зацепиться. Я запоздало попытался отвести «Ансат» подальше, но было поздно – Ведающая чуть приподнялась, нацелилась на враждебный вертолет.
И от вспышки Света ее отбросило спиной прямо на меня.
Перебинтованная голова стукнулась о мою собственную. Я в шоке смотрел, как чек Лактара молниеносно стирает оставшееся время, на мгновение показывает шесть нулей и рвется на сотни кусочков, заполонивших кабину. Не соображая ничего, я на миг бросил управление, положил руку на затылок волшебнице и влил весь остаток своей Силы.
Снизу послышался треск, переходящий в визг на ультразвуке. Винт «охотника» превратился в световую мельницу, рассекающую пространство над жилым кварталом, и начал неконтролируемое снижение.
– Зачем? – заорал я, толкая Ведающую на сиденье. «Ансат» уже не слушался управления – кружился все сильнее, превращаясь в замедленную центрифугу. О посадке не могло быть и речи. Я мог лишь приблизительно решать, где мы упадем и как. Отвел вертолет как можно дальше на восток, оставляя Радиогорку позади. Увидел краем глаза, как «охотник» тяжело плюхается на брюхо.
Волшебницу швыряло по передней части салона так, что было непонятно, горит ли огонек жизни в этом разрушенном теле. Но над Константиновой батареей я почувствовал, как за меня держатся руки, в которых хватки было не больше, чем у младенца. Чудом уцелевший прожектор скользнул по подрагивающим волнам Севастопольской бухты, в которую, подобно нацеленному клинку, полетело одно из стеклопластиковых лопастей, чтобы вонзиться в воды, помнящие много нехорошего. Торсионная подвеска судорожно попыталась перенастроиться, удерживая разорванный вертолет оставшимися тремя лопастями.
Сразу за этим потух экран правого двигателя. Я дернул шаг-газ максимально вверх, до предела напрягая оставшийся двигатель. Ведающая держалась за мою шею. Ее ноги едва не высовывались в пустующий проем, когда правая дверь оторвалась, летя в Карантинную бухту.
Панель приборов охватили проблески пламени, прицеливающиеся к нашим лицам. Переднее стекло с моей стороны разлетелось на части, рассекая осколками мне лоб и щеки. Глаза уцелели лишь потому, что Ведающая прикрыла их рукой, принимая бо́льшую часть жалящих осколков себе в плечо. В салон тут же ворвался ледяной поток кислорода, раздувающий пламя многократно.
Херсонес находился прямо под нами – тихий и темный. Казалось, я уже вижу алтарь, у которого медитировал фон Шелленберг, готовясь инициировать девочку Кристину.
И следом пришел огонь.
Я видел, как он пожирает мотоциклетную защиту Ведающей, закрывавшей меня от пламени. Красные волосы пожухли от жара вплоть до полоски бинта. Веда открыла глаза, посмотрела на меня, приковывая мое внимание в последний раз.
В этом аду было невозможно услышать ее слова. Но все же я услышал.
– Уходит сквозь Сумрак бесплотная Светлая Тень, – прошептали родные губы.
Тонкая ладонь тянется ко мне, когда Ведающую вышвыривает из горящего салона наружу – вниз, к земле.
От «Ансата» отвалился хвост, милосердно прерывая безостановочное вращение. Падая по наклонной в сторону Владимирского собора, не чувствуя бушующего в салоне огня, я искал взглядом Веду. И не мог найти.
Зато я увидел
