Восстанавливать трубопроводы, идущие через Украину, русские отказались наотрез. Там творился форменный бардак. Граничащие с Россией области одна за другой откалывались от центра, объявляя независимость. Первой, ещё в начале октября, в состав Новороссии влилась Харьковская область. Сразу вслед за ней Запорожская и Херсонская. За ними последовали Сумская и Полтавская области. В Новороссии был российский газ, электричество от запорожских АЭС, донбасский уголь. Николаевская и Одесская области объединились, основав Причерноморскую республику, решившую выживать самостоятельно. Определённые шансы у неё были. В основном благодаря судостроительной промышленности (которую ещё надо было восстанавливать) и рыболовству. Вся остальная часть Украины пока была под Киевом, но всё шло к отделению западных областей.
Единственными островками стабильности на территории Европы остались Франция и скандинавские страны. Франции, существенно пострадавшей от цунами, было тяжело, но она держалась. С некоторой натяжкой к спокойной зоне можно было отнести Италию и Швейцарию. Все остальные мёрзли и голодали.
Прослушав вечерний выпуск новостей, люди обсуждали события, делились друг с другом прогнозами, высказывали предложения. Кто-то соглашался, другие высказывали свои мнения. Иногда возникали споры, но они не пересекали некой невидимой грани, когда спорщики озлобляются и вдруг начинают переходить на личности. Каждый понимал, когда нужно остановиться. Неизвестно что явилось причиной. Может быть, общая цель, более высокая, чем просто выжить, а может, предупредительность друг к другу, постоянное чувство локтя, ощущение своей нужности, или всё это вместе взятое, но факт оставался фактом. В садоводстве за эту зиму никто не умер.
В других местах люди тоже в той или иной степени сплотились, но там они жили в отдельных домах, имели меньшее количество точек пересечений, и их объединение представляло собой скорее некий потребительский кооператив, члены которого вынуждены терпеть соседей и выполняют свои задачи, скорее по обязанности, чем по велению души. Там умирали. Не многие, конечно. По пять-шесть человек на поселение. А в садоводстве за это время не было ни одной смерти.
С учётом этого Павел посчитал нужным не просто продолжить это начинание в следующем году, но и распространить его на все четыре поселения. Нет, организовывать школу в каждом из них никакого смысла не было. Детвора может и прогуляться. Два-три километра это и не расстояние вовсе. С желающими поучаствовать в педагогическом процессе нужно будет разбираться индивидуально. Кого-то можно и переселить. А школа должна быть одна, и не импровизированная, как прошлый раз, а более или менее капитальная. Короче, надо строить четвёртый барак. И что-нибудь типа клуба. Телевидения пока в стране нет. Оборудование для аналогового сигнала почти везде успели демонтировать, а цифровое телевидение накрылось медным тазом вместе с сетями. Так что новостную нишу прочно заняло радио, а развлекательную – кино. Но не катушки, разумеется, (кинопередвижки по городам и весям не ездили), а уцелевшие магнитные записи на сохранившихся гаджетах. Именно так: уцелевшие на сохранившихся. Дело в том, что большинство гаджетов, попавших в зону распространения электромагнитного импульса, вышли из строя окончательно и бесповоротно. В них наводками были сожжены микросхемы. Другим устройствам досталось меньше: они полностью или частично размагнитились. В результате записанная на них информация оказалась повреждённой. Зато вторую жизнь обрели CD и DVD диски, которые электромагнитный импульс вообще не затронул.
Ну, а проекторы, позволяющие демонстрировать изображение на любой белой поверхности, вне зависимости от её назначения (лист гипсокартона ни в чём не уступал интерактивной доске), приобрели не меньшую значимость, чем «Синематограф» братьев Люмьер в конце XIX века.
Полноценный кинотеатр садоводству не требовался. Достаточно было просторного обогреваемого помещения мест на пятьдесят. Где можно не только кино посмотреть, но и поговорить. Самого проектора, ноутбука и генератора под это дело в садоводстве пока не было. Но их стоимость по сравнению с затратами на строительство здания составляла сущие копейки. И Павел не сомневался, что при наличии помещения ему предоставят необходимое для его оснащения оборудование. А значит, надо было уже сейчас прикинуть основные параметры проекта, чтобы подать заявку на материалы. Ну, а потом, в зависимости от того, что именно и в каком количестве привезут, проект можно будет оперативно доработать.
Но это всё в планах на следующий год. А сейчас актуальным было лишь радио. Приёмников в садоводстве было несколько даже без учёта автомобильных магнитол. А радиостанция, которую все они беспрепятственно ловили – только одна. «Сибирь». Иногда можно было поймать и другие станции. «Голосов» в эфире больше не было, но Париж и Берлин и Рим периодически можно было услышать. Если бы ещё и языки знать настолько хорошо, чтобы не слишком разборчивую речь понимать. Большинство ведь учили английский, который теперь ещё очень не скоро вновь станет актуальным. Кому он нужен при отсутствии на картах США, откатившейся в средневековье Англии и ускоренно изучающей китайский Австралии?
Жителям садоводства в этом плане повезло: Олег очень прилично шпрехал по-немецки, а большинство искусствоведов знали французский и итальянский. Поэтому с переводом сложностей не возникало. Они были в основном с качеством приёма. Антенна, заброшенная на самую верхушку вековой ели, почти не способствовала его улучшению. Скорее всего, что-то присутствовало в атмосфере.
А вот «Сибирь» слышно было хорошо. Вечерний выпуск новостей начинался словами: «Говорит и показывает Новосибирск». Очень может быть, что в Новосибирске телевизоры действительно показывали. Там изначально кучковался технически развитый контингент. А сейчас ещё и Академия наук туда переехала. На остальной же территории страны выпуски новостей слушали. Причём очень внимательно. У приёмников в этот час собиралась большая часть взрослого населения. Потому что экстраординарных новостей,
