Глава 1
Выскочив из метро, я на ходу запускаю руку в рюкзак, зажатый подмышкой, в поисках трезвонящего телефона. Наверняка, мама. Знаю, что задержалась, но вырваться раньше никак не получилось. Последняя индивидуалка слегка затянулась из-за опоздавшего отца моего ученика. Тот, конечно, очень извинялся, но теперь вот уже я, благодаря ему, не успеваю к назначеному времени.
— Алло, мам, уже бегу. Вы где?
— Возле Мака. Митя места себе не находит. Решил, что ты вообще не придёшь.
— Как я могу? Разве я когда-нибудь не выполняла свои обещания?
— Я ему об этом напомню. — смеётся она. — Мы тебя ждём, Нэлли.
Улыбаюсь, предчувствуя вечер в компании младшего брата. После кинотеатра можно будет погулять. Сегодня уже по настоящему тепло. Настолько, что я даже рискнула надеть кардиган вместо куртки. Зима долго держала позиции, но весна вступила наконец-то в свои права, что не может не радовать такое светолюбивое и теплозависимое существо, как я. Спрятав телефон, прибавляю шагу, желая как можно скорее встретиться с родными.
Мне было шесть, когда папа нас бросил и мы остались вдвоём с мамой. С тех пор я его видела от силы пару раз. Маме было сложно, но она справилась. Вот только очень долго не могла найти своё счастье. Видимо, подорвал у неё мой отец доверие к мужчинам. А ещё была я. Короче, знакомая многим ситуация. Но восемь лет назад, у меня всё-таки появился отчим. Замечательный, кстати. Самое лучшее его качество состоит в том, что он искреннее любит мою родительницу и делает её счастливой. А ещё у них родился неожиданный Митя. Для мамы неожиданный. В свои сорок два она беременеть не планировала, но получилось, как получилось, и пришла к ней вторая молодость. Стоит ли говорить, что младшего почти на двадцать лет брата я обожала. И само собой с удовольствием проводила с ним время. Вот и сегодня мы договорились вместе сходить на последних драконов. Митя обожает этот мультфильм. И я, если честно, тоже. А из-за нерадивого папаши можем опоздать на сеанс.
Маму и брата я увидела ещё перебегая дорогу. На площади перед торгово-развлекательным центром сегодня, в будний день и ещё рабочее время, людей было немного. Тем неожиданней стало то, что случилось. Митя, увидев меня, тут же бросился настречу, а я краем глаза заметила со стороны движение. Повернув голову, с ужасом поняла, что по тротуару несётся спортбайк и сейчас он врежется в моего брата. Не знаю, откуда во мне взялись силы совершить такой рывок, но в следующее мгновение я метнулась наперерез и буквально оттолкнула малого назад, заставив отлететь и шлепнуться на пятую точку, а сама уйти из траектории движения байка не успела. Удар был ошеломляющим. От боли и шока, я потеряла ориентацию и в пространстве и в происходящем. Пришла немного в себя лишь когда оказалась лежащей на брусчатке. Живая. Хоть и слегка помятая. Однако спустя минуту, я поняла, что далеко не слегка. Пришла БОЛЬ. Во всём теле. Так много. И накатила дурнота, моя стандартная реакция на болевой шок. Краем глаза я ещё увидела бегущую ко мне маму, а потом отключилась.
Пришла в себя уже в больнице. Рядом что-то пипикало. В руке торчала игла капельницы. И боль снова вернулась.
— Нэлли, солнышко. Всё будет хорошо, слышишь меня. Доктора говорят, что ты поправишься. Ничего страшного. Девочка моя. Держись. Сейчас тебя везут оперировать. И всё будет хорошо. Обязательно будет.
Мама ещё что-то тараторила рядом. Её голос успокаивал, дарил ощущение покоя, напоминал о детских болячках, она и тогда всегда утверждала, что всё будет хорошо. И я верила. Поверила и сейчас.
— Я люблю, тебя мама. — прошептав пересохшими губами, пожала её дрожащие пальцы. — Как Митя?
— Митя хорошо, не бойся. Испугался очень. За тебя волнуется. И Витя приехал. Мы с тобой, родная. Ни о чём не переживай. Мы справимся.
Кажется меня покатили куда-то дальше. Я снова утонула в навеянной болью дурноте. Рядом о чём-то разговаривали доктора и медсёстры. Мне что-то кололи, куда-то перекладывали. Сознание уплывало и я с облегчением приняла эту спасительную темноту.
Операция, казалось, прошла успешно. Доктора остановили внутренне кровотечение, зашили разрывы. Сложили переломанные руку и парочку рёбер, обработали множественные ушибы. Начался период реабилитации, сопровождаемый мучительной болью, тошнотой, и выматывающими дыхательными упражнениями. Мне грозило длительное восстановление, строгая диета, но я была жива. Мама почти прописалась в моей палате, взяв на работе отпуск, чтобы ухаживать за мной. И всё бы хорошо, но мне не становилось лучше. Каждый день снова и снова начинался с боли. Мне уже пора бы было понемногу подниматься, сидеть, а я не могла. Внутри начинало жечь, ныть, казалось, что внутренности горят. Накатывала невыносимая тошнота, которую я всеми силами пыталась сдержать, потому что поддаться ей означало подвергнуть себя адской муке. Постоянные обмороки и состояние болевого шока лишь усугублялись. Я не могла ни есть ни пить, и просто чувствовала, как жизнь во мне угасает.
Мама била тревогу, места себе не находила, но её успокаивали, говорили, что это последствия операции, что всё пройдёт, что это во мне воли к жизни не хватает. Да что они понимают?!! Я ещё и не жила толком. Мне столько всего хотелось!!! Семьи хотелось, любви настоящей, детей! Мир хотелось увидеть, себя найти! Да как они смеют говорить, что во мне воли нет?!! Да я жить хотела так, что только на этом и держалась, когда мне окончательно поплохело настолько, что отмахиваться они уже не могли. А новое обследование повергло меня в панику. Эти сволочи забыли во мне зажимы и марлю.
Меня снова начали готовить к операции. Мама, как чувствовала, привела Митю, чтобы я могла с ним увидеться. Ещё и моя лучшая подруга Катя как раз срочно вернулась из командировки и прибежала в больницу с пылающими глазами и украдкой стираемыми слезами. Последний час перед тем, как меня укатили в операционную, со мной были мои самые близкие люди, давая мне заряд сил на упорную борьбу. Ничего эти доктора не понимают. Я буду жить, чего бы мне это не стоило.
Так странно ничего не чувствовать. Мне, кажется, глаза мои открыты, но я ими ничего не вижу. И слышать ничего не могу. Лишь какие-то далёкие голоса, несущие тарабарщину. Мне хочется повернуть голову, прислушиваясь. Но пошевелиться я тоже не могу. И головы не чувствую. И остального тела. Так странно. Я вроде бы, как есть, и будто бы нет.
Снова эти голоса. Теперь уже значительно ближе. Особенно хорошо различим один. Мужской. Красивый. Кажется, такие называют бархатными. Я бы сравнила его со сталью
