Несколько секунд Паркер молча смотрел на А2, а затем спросил:
– Нравится рисковать?
– Нужно рисковать, – поправил его Феллер. – Не чтобы прославиться и даже не ради победы, а чтобы рискнуть. Кстати, я пришел первым.
– Поздравляю.
– Спасибо.
– Много выиграл?
– Серебряный доллар 1804 года. Я его у Джулиана тридцать лет выпрашивал.
– Это он? – Филип кивнул на монету, что висела на груди А2.
– Да. Ношу на удачу, – Феллер машинально прикоснулся к монете, улыбнулся, помолчал, после чего сделал еще глоток виски и продолжил: – Мы с Джулианом были самыми старыми туристами в том полете, нам было далеко за сорок, а всем остальным – меньше тридцати. И они смотрели на нас, как на идиотов. В них совершенно нет…
А2 пошевелил пальцами.
– Безумия? – подсказал Паркер.
– Знал, что ты выберешь это слово.
– Ты всегда все знаешь, – пробурчал Филип, разглядывая погасшую сигару. – Безумие должно быть?
– Не во всех, – тут же уточнил Феллер.
– В тебе и Джулиане оно было.
– А в следующем поколении – нет.
– А зачем оно?
– Чтобы творить безумные победы и придумывать безумные вещи, – неспешно ответил А2, доливая в стаканы виски. – Как наноэкран, например.
– Хочешь сказать, что я – псих?
– Только тихий.
– Я – ученый, – гордо заявил Филип.
– Тихий ученый псих, – уточнил Феллер. – Ты верил в то, чего не было и во что никто не верил.
И сделал большой глоток.
– Кроме тебя, – заметил Паркер, следуя примеру друга.
– Со мной все понятно, я давно прошел стадию отрицания, а вот ты сопротивляешься.
– Я не псих!
А2 улыбнулся и вновь поднял стакан:
– Я шутил, брат, ты ведь знаешь. – Сделал глоток и другим, серьезным тоном поинтересовался: – Как развивается проект?
Показав, что настало время поговорить о делах.
– Замена оборудования ar/G идет строго по графику, инвесторы и присланные ими контролеры не проявляют беспокойства, – Филип подобрался, но, заканчивая фразу, не удержался от шутки: – Мы с ними работаем… душа в душу.
– Инвесторам очень нравится проект «Elysium», – обронил Феллер.
– Да, я заметил.
– Они делают на него большую ставку.
– Есть основания.
– Когда мы сможем продемонстрировать работу на тестовой территории?
– Точно в срок.
– Хорошо, – кивнул Феллер. – Что с основным оборудованием?
– К августу замена полностью закончится, и система будет готова к новой OS.
– И это хорошо… Значит, все идет по плану.
– Который мне не очень нравится, – ровным голосом продолжил Паркер.
– Другого у нас нет, – с необычной для него грустью ответил Феллер. – А без плана будет только хуже.
Филип не в первый раз сомневался в их замысле, и отвечая, А2 даже не посмотрел на друга. Ответил и глотнул виски.
– Да, – помолчав, согласился Паркер. – Будет еще хуже. Но неужели мы обречены всегда выбирать меньшее зло?
– В этом суть человеческой природы.
– Не замечать хорошее?
– Превращать хорошее в зло, – жестко ответил Феллер. – Вспомни, брат: все сделанные открытия в какой-то момент превращаются в свою противоположность, договоренности летят в мусорную корзину, любая цивилизация вырождается, идеи становятся токсичными. Мы прикладываем гигантские усилия, чтобы построить что-то работающее или просто хорошее, но рано или поздно оно приходит в негодность. В этом нет ничего странного: колесо крутится, добро обращается злом и наоборот. Это не хорошо и не плохо – так есть. И возможно, создав плохое, мы обретем лучшее.
– Надолго? – уныло осведомился Паркер.
– Нет, – спокойно отозвался А2, прихлебывая виски. – Но и другого выхода у нас нет.
Он всегда говорил эти слова, когда Паркером овладевали сомнения, и тот знал свой ответ:
– Ты же знаешь, что я не подведу.
– Знаю, – А2 поставил опустевший стакан на столик и взялся за бутылку. – А теперь, брат, я тебе скажу то, что ты не любишь слышать, но вынужден. Перед отъездом я инспектировал Институт перспективной психиатрии нашего недоброго друга доктора Моргана Каплан и хочу сказать, что, несмотря на обилие тараканов в голове, доктор Каплан отлично работает и почти на сто процентов готов к следующему шагу реализации проекта.
– Да, я не люблю слышать о Каплан, – отозвался Паркер.
– Я знаю, брат, но мы по уши в грязи и не можем презирать того, кто сидит рядом с нами, – вздохнул Феллер, передавая Филипу стакан с виски. – А раз у Моргана все готово, ускоряй работы по созданию тестовой области: в конце июня я должен представить инвесторам пилотную зону проекта «Elysium».
* * *Бруклин outG США, Нью-Йорк апрель 2029
– Ты ведь военный и должен понимать, что даже под землей трудно остаться незамеченным. Современные люди не в состоянии обойтись без электронных приборов, да и «балалайки» в наших головах создают излучение, которое можно засечь.
– Их излучение очень трудно обнаружить, – проворчал Орк. – В outG чип едва фонит, разведывательный дрон видит его всего с тридцати метров.
– Тем не менее – фонит, – продолжила гнуть свое Беатрис. – Излучение, даже слабое, может выдать убежище, и Гарибальди нашел изумительный способ маскировки: он прячется под станцией муниципальных роботов.
– Разве это не опасно? – удивился Бен. – Я имею в виду: разве муниципалы не проверяют подземные зоны, которые примыкают к их объектам?
– Зачем им проверять? – пожала плечами девушка. – К тому же Освальд расположился не прямо под станцией, а метрах в сорока ниже, но постоянные сигналы и переговоры, которые идут из диспетчерской, наглухо закрывают его от поиска. В ar/G Гарибальди не выходит, но любые приборы в своем логове включает без опаски.
– Молодец, – одобрил Орк.
– Он умный, – закончила девушка. – Один из самых умных парней, с которыми я знакома.
– Почему же он не работает на тебя?
– Поэтому и не работает, – грустно ответила Беатрис, и Бен прикусил язык, сообразив, что девушка еще не пришла в себя после гибели друзей.
До логова Гарибальди они добрались не быстро, зато без приключений. Шли по outG с осторожной медлительностью, избегая ненужных встреч, поскольку и Орк, и Беатрис хорошо знали, что слухи о сплоченности подземных жителей сильно преувеличены, и любой «борец с системой» не задумываясь сдаст их полиции, соблазнившись крупной наградой. В результате в дороге провели шесть часов, но за разговорами она не показалась длинной. А говорили они обо всем, начиная с юношеских лет, кто где родился и учился, и заканчивая событиями последнего года, который у них, как у всех жителей Земли, получился насыщенным.
И горьким.
Бен узнал, что Беатрис родилась в Техасе, впрочем, это было понятно по южному выговору; окончила частную школу и Принстон – эхо классического образования звучало в каждом слове девушки; некоторое время путешествовала, затем пробовала себя в разных профессиях, а затем настала эпоха suMpa, и все изменилось. Родители Беатрис погибли в числе первых, были расстреляны в Остине, и полученное наследство позволило заняться созданием незаконной клиники.
История Орка выглядела не менее обыденно: учился, служил, воевал, потерял все, теперь почти потерял себя…
Они пересказывали друг другу жизни, делились воспоминаниями, смешными историями, наблюдениями и не думали, зачем это делают. Они знакомились.
Иногда, когда ширина коридора позволяла, они шли рядом, и Орк держал девушку за руку.
И даже слегка расстроился, когда Беатрис уверенно указала на узкий темный проход:
– Нам сюда. – Прошла по нему, свернула направо, потом еще направо и остановилась у металлической двери
