– В мире мало правильных вещей.
Я думал, на этом разговор закончится, однако репортаж о Боровице сменился прогнозом погоды, мой собеседник отключился от аудиоканала коммуникатора и угрюмо рассказал:
– Мне сорок два, и я никому не нужен.
– Когда было иначе?
Он махнул шот виски и хлопнул по стойке кулаком.
– Всего сорок два! – Удар у него оказался вполне приличным, уж в этом, поверьте, я понимаю. Ударом мужик мог проломить голову, но пока я размышлял о его силе, мой собеседник продолжил: – Я великолепно тренирован, могу на спор навалять любому молодому, у меня богатейший опыт… – и тут он наконец сообразил, что услышал нечто неожиданное, и вновь повернулся ко мне: – Что ты сказал?
– Когда было иначе? – повторил я, потому что не видел причин не повторить свою фразу.
– В смысле? – растерялся мужик.
– Примерно в тридцать пять тело слетает с божественной гарантии, в сорок начинается затухание, – я сделал знак бармену, и он наполнил стаканчик собеседника. За мой счет, разумеется. – Кто-то суетится, тренируется, стараясь обмануть природу, но подавляющее большинство просто стареет, покорно принимая происходящее. Мир принадлежит молодым, они толкают его вперед.
Мужик вспыхнул, явно разозлился, но он видел над моей головой проклятые красные цифры, говорящие о возрасте suMpa, сумел обуздать гнев и спросил:
– Ты покорно принял?
– Я рассказал как есть. Я не виноват, что тебе не понравилось.
– Ты покорно принял? – с напором повторил мужик.
– А был выбор? – Я удивленно поднял брови. – Часики тикают, брат, мы не можем остановить время.
– Не в этом дело… – протянул мужик.
– А в чем?
– В том, что старики – часть мира, а любая часть мира имеет смысл.
Я не ожидал услышать что-либо подобное от случайного собутыльника в задрипанном баре и замолчал на несколько секунд. Потом выпил, отсалютовав собеседнику, и ответил:
– Раньше так и было: опыт приходил с возрастом и в идеальном случае превращался в мудрость. Старики учили детей и внуков основам выживания, мастера делились секретами и передавали опыт. Но сейчас мир стал другим, брат, мир стал быстрым, знания человека устаревают до того, как он выходит на пенсию, и ему нечем делиться с потомками. Производства роботизированы, а уникальных ремесел слишком мало, чтобы влиять на тенденцию. Старики потеряли главную задачу, которую выполняли в обществе – перенос знаний, – и превратились в ненужный балласт.
– Ты сказал, что так было всегда, – припомнил собеседник. – А миру, который ты описал, не более двадцати лет.
– Та фраза относилась не к старикам, а к нашим ровесникам, – объяснил я. – От нас всегда старались избавиться.
– Это еще почему?
– Потому что сорокалетним открывается истинная цена нашего мира – мира Великого Шанса. Сорокалетние еще полны сил, но уже знают, что, сколько бы ни было счастливых лотерейных билетов, их на всех не хватит, – и тем опасны. Сила и разочарование, брат, – это жесткий коктейль, не всякое общество способно его выпить и не сблевать. И потому сорокалетних, тех, которым не повезло добиться чего-то серьезного или обрести уникальный опыт, то есть большинство, начинают потихоньку задвигать, освобождая место молодым. Молодые еще не растратили энергию и задор, с надеждой смотрят в будущее, твердо уверены, что все счастливые лотерейные билеты будут принадлежать им, и готовы пахать. Это главное, брат: молодые готовы пахать сейчас, пытаясь воплотить мечты, и не думают о том, что однажды остановятся, посмотрят на себя в зеркало и поймут, что им сорок два, а они по-прежнему подают кофе в баре торгового центра, а Великий Шанс достался кому-то другому. Что же они сделают?
– Сопьются, – предположил мужик, мрачно глядя на наполняющего шот бармена.
За мой счет, разумеется.
– Сопьются, – согласился я. – Или же попробуют выгрызть свой счастливый билет, пока еще есть силы.
Некоторое время он тщательно обдумывал услышанное, а затем негромко произнес:
– Такова система.
– Я тоже удивился, что suMpa поражает только тех, кто наиболее для нее опасен.
Он вздрогнул, но продолжать не стал, потому что наш разговор медленно, но неотвратимо скатывался к федеральному обвинению в неблагонадежности. Мы молча выпили и расстались: я остался у стойки, а он покинул бар с какой-то женщиной. Кажется, со шлюхой.
Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона
* * *Турция, Стамбул июнь 2029
Как и обещала Мегера, в Саратове они не задержались. На подлете к городу Орк вновь надел «глухарь» и спрятался в потайном отсеке вертолета, предназначенном, судя по всему, для контрабанды: маленький, надежно экранированный закуток укрыл беглеца от осматривавших машину полицейских. Что же касается Мегеры, Бобби и пилота, их чипы не вызвали у русских подозрений.
В аэропорту пробыли тридцать минут: прошли проверку, дозаправились, получили новое маршрутное разрешение – в Краснодар, но в трехстах километрах от Саратова Мегера изменила полетные данные, и вертолет направился в Стамбул. Орк вновь забрался в потайной отсек и узнал, что он съемный: после приземления грузчики аккуратно извлекли контейнер из вертолета и доставили на таможенный склад, в одном из закутков которого Бена ждал длинный парень в черном медицинском комбинезоне, черной шапочке и черной маске. Парень кивком указал Орку на массажный стол с выемкой для лица и взялся за скальпель. Через сорок девять минут из ворот таможенного терминала стамбульского международного аэропорта вышел законопослушный американский гражданин тридцати семи лет по имени Бенджамин Кларк, прилетевший в Турцию из Копенгагена. То ли по работе, то ли расслабиться.
Первая Вспышка и сопровождающие ее кровавые акции не обошли Стамбул стороной, не избежал город и жестоких погромов, однако полиции удалось быстро погасить беспорядки и вернуть жизнь в нормальное русло. С улиц исчезли олдбаги, появилось чуть больше патрулей – в том числе военных, – власти ввели щадящий комендантский час, с полуночи до пяти утра, но в целом в Стамбуле было куда спокойнее, чем в Париже или Франкфурте. А днем он и вовсе казался островком далекого прошлого.
Роботакси доставило мужчину на улицу Кеннеди, где его ожидала стройная темноволосая девушка в бесформенной одежде, принятой среди молодых радикалов. Мегера свободно расположилась на одной из лавочек, вытянув одну ногу на сиденье, бросила на землю рюкзак и не отрываясь смотрела на пролив, по которому неспешно проходили суда. Когда Орк присел, она улыбнулась и сообщила:
– Это Босфор.
– Никогда не был, – ответил Бен, откидываясь на спинку. И заметил: – Ветрено.
– А хотел побывать?
– Да, – честно ответил Орк. – Может, я излишне романтичен, но меня привлекают подобные места: я был на Северном полюсе, на мысе Горн и с удовольствием смотрю сейчас на границу Европы и Азии.
– Понимаю, – негромко сказала девушка.
– Правда?
– Я была на Южном полюсе, пересекала Гибралтар, двигаясь из Европы в Африку, и видела границу между Индийским и Атлантическим океанами… Может, я тоже романтик, но я убеждена, что в мире есть много мест, которые нужно посмотреть. И при этом – не торопиться…
– …посидеть на лавочке…
– …помолчать и поговорить.
– Насладиться моментом.
– Потому что он не повторится.
– Да, – Орк посмотрел на Азию и повторил: – Потому что он не
