И тогда я решилась начать с малого. Покорить одного волка, а там уж посмотрим, как пойдёт. Вызов в том, чтобы достать его отсюда. Подавить и размозжить об холодной землю дальних пределов. Втоптать, уничтожить, стереть в порошок!
С ненавистью пялюсь на него и он как чувствует мой взгляд, запрокидывает голову и смотрит прямо на меня. Что-то кричит остальным, пальцем показывая в нашу сторону. И в этот момент натянутая пружина в груди отпускает стрелу и она вырывается из меня.
Как много силы! Как её много! Это не то, что в мире людей, здесь она подобно океану, подобно огненным волнам, солнечным вспышкам, протуберанцам, разлетающимся во все стороны. Я сама как огонь, он распаляет изнутри, поднимая нечто знакомое прямо из сердца. Так долго стремилась к этому, тянулась изо-всех сил, не понимая, почему упиваюсь властью. А ведь это было лишь наваждение. Зов сердца. И только дома смогла услышать его. Распробовать. И раскрыться на всю катушку.
Я слышу крик Вельямина позади, но его голос теряется, пропадая среди криков и воплей.
Моя сила развернулась во всю ширь и полностью накрыла территорию замка, выходя за пределы, долетая до опушки леса. Она как бетонное покрывало рухнуло вниз, и каждый человек, каждый волк, буквально каждый пал ниц, и грянула тишина. И замолчали пушки. Заткнулись все, и стало тихо.
Я опускаюсь вниз прямо на площадь, оказавшись напротив вторженцев, прижатых, втопленных в снег. Они безмолвны, их глаза пусты.
С безразличием взираю, будто передо мной игрушки, солдатики, с которыми закончила играть.
— Отныне и во веки веков, вы служите мне, — сказала негромко, но каждый услышал мой голос, будто прошептала на ухо. И в ответ раздались мои же слова:
— Мы будем служить вам, отныне и во веки веков.
Только убедившись, что всё закончилось, и все они теперь мои, позволила себе рухнуть в снег и потерять сознание от нескончаемой, острой боли, что раздирала спину на месте лопаток.
* * *
— Я потерял тебя.
Это место было из моих воспоминаний. Родом из детства. Из тех лет, когда я была совсем маленькой и мир казался огромным, но ровно до пределов околицы нашей деревни. За последними домами начинались колхозные поля, ныне загибающиеся и не способные прокормить даже самих себя.
Но я была маленькой, а сестра ещё меньше. Мы ещё не научились по-настоящему ссориться, и всё делали вместе. Катались на старом велосипеде Аист, воровали яблоки, плели косички сторожевому псу соседей и играли с котятами кошки бабушки Олеси. Мы обожали играть возле огромного дуба, позади нашего дома. Там отец повесил толстую верёвку, а к ней приделал колесо, которое раскрасили в разные цвета.
Я была высокой девочкой, поэтому приходилось качать сестру, а она всё просила: «Выше» Ещё выше!» Когда сама стала доставать, уже не просила. И не звала играть.
Поэтому в воспоминаниях мы совсем мелкие и я терпеливо ждала, когда она накатается, чтобы самой с ветерком подняться до самых верхов, чтобы увидеть, что творится за высоким забором. Понаблюдать, как мама выпалывает сорняки, зная, что совсем скоро и нас подключит к этому противному занятию.
Когда это случилось, взрослая я сажусь в это колесо и легонько отталкиваюсь от земли, наслаждаясь августским теплом.
Девон встаёт рядом и начинает подталкивать за талию, чтобы взлетала выше, контролируя полёт.
— Вчера я полетела. Это было больно.
— У тебя выросли крылья. Это всегда больно, — спокойно отвечает он. — Пожалуйста, постарайся в следующий раз не доводить себя до этого.
— А ты следи за Демьяном и следующего раза не будет. И почему ты против? Я пробую силу. Разве это плохо?
— Прости. Он сделал это за моей спиной. Демьян всё больше и больше разочаровывается во мне, не получая того, чего хочет. Сейчас он ищет иные пути удержать власть, не понимая, что уже потерял её.
— Но эти волки — его.
— Пока я позволяю им такими быть.
Я останавливаюсь и вылезаю из кольца. Теперь только шина разделяет нас. Провожу рукой по краске, ощущая какая она тёплая и грубая. В детстве на такие мелочи не обращаешь внимание. Девон сощурившись смотрит в ответ.
— Став драконом, ты перестанешь быть волчицей. Сейчас у тебя есть будущее, но если ты полностью превратишься в такого, как я, то его не будет.
— Почему?
— Ты не сможешь иметь детей, — он сказал это без горечи, но я увидела, как больно было от этих слов. Я не смогу, значит он не может.
Дотронувшись до его руки, почувствовала, как он вздрогнул, не ожидав прикосновения. Несмело посмотрев на меня, увидел в глазах сочувствие и понимание.
— Всё, что я могу дать этому миру, — правду. Свободу. Больше ничего.
— А почему ты думаешь, что мир в этом нуждается?
Мужчина усмехнулся.
— Потому что он не меняется. Ты из мира людей, скажи мне, как они изменились за две тысячи лет?
Вопрос не нуждался в ответе, потому кивнула.
— А волки не меняются уже пять тысячелетий. Почти три тысячи я провёл в спячке и за это время ничего не поменялось. Нет эволюции. Наоборот — регресс.
— И ты считаешь, что гражданская война, в которой уничтожишь всех королей и поработишь их подданных изменит это?
— Объединившись, волки смогу вновь создавать волчьи тропы. Не те тропинки, которые открывают щели между мирами ожерелья. А настоящие тропы, которые выведут их за пределы наших миров. Туда, куда ушли драконы.
— Я думала, они вымерли.
— Это было бы слишком просто. Нет.
Дракон отошёл в сторону, и лето из воспоминаний поблёкло, как рябь пошла по воздуху, стирая окружающее.
— Не надо, — обратилась к нему. — Я не хочу этого видеть. Оставь мне мои воспоминания.
— Ты не готова, — Девон обернулся ко мне и послушно остановил волны, и мир вернулся к стазису. Даже больше — послышались голоса за высоким забором, мама что-то втолковывала дочерям, неразборчиво, фоном.
Я обхватываю себя за плечи, как от холода и прикрываю глаза, наслаждаясь летним теплом. Мне не хочется быть готовой.
— Я рад, что ты позволяешь мне чуть больше узнавать о тебе. Понимать, чего ты хочешь. О чём думаешь и чего желаешь, — неожиданно заявил он, подходя на расстоянии вытянутой руки. — Я учту это. Все твои желания.
Эти слова напрягли и я открыла глаза. Он смотрит с усталостью, как на маленькое дитя, которое нужно учить как сделать первый шаг.
— Можно я буду звать тебя сестрой, Демьяна? — очень тихо спрашивает он, беря за руки и поднося их к губам. — Мне так одиноко здесь. Никого не осталось, кого я мог бы любить. Некому дарить своё тепло. А ведь как жить без любви?..
Я было хотела оборвать, отказавшись, но последние слова вынудили промолчать. И я кивнула, почему-то поверив ему. Словно он и правда мой брат. Словно и правда
