«Дурачки, — горестно подумал Филин. — Вас ведь и учат магии только для того, чтоб бросить на Царя-Ворона».
Он представил, как на холме, под весенним небом, лежат погибшие. Вот Анна, вот ее подруга Ломинцевская, вот и Флер, и Сергей… Открытые глаза слепо смотрят вверх, туда, где в размеренном круговороте парят огромные черные птицы.
— Я не на стороне чудовищ, — решительно сказал Филин. Сергей вдруг улыбнулся — открыто и лихо — и откликнулся:
— Я в этом никогда не сомневался.
***
— Примерно так выглядит мой мир.
Лизу раздражало то, что она никак не могла понять: сон ли это или явь? Они с Лаверном лежали, вытянувшись, на траве, головой к голове, от фейери пахло чем-то неуловимо притягательным, и в небе над ними парили облачные города.
Они постоянно меняли форму. Из высоких стен замков выбрасывались мостки и вырастали кружевные балкончики, а от ворот вдруг выбегали дороги, и отряды белых всадников отправлялись в путь, и ветер трепал их волосы и флажки на копьях. А потом замки превращались в уютные деревенские домики с розовыми крышами и яблоневыми садами, и Лиза видела, как на скамейках сидят парни и девушки, смеются, а потом целуются.
— Красиво, — призналась она. — Очень красиво.
— Так было, — печально усмехнулся фейери. — Так было давным-давно, когда предки людей еще прятались на деревьях. Я не знаю, как там теперь.
Лиза удивленно покосилась в его сторону.
— Ты же говорил «Я здесь, я везде, я всегда», — сказала она. — Не можешь посмотреть?
Лаверн фыркнул.
— Теперь это владения Царя-Ворона, несносное чудовище! Я не могу заглянуть туда! — гневно воскликнул он и тотчас же с нескрываемой грустью добавил: — Наверняка все там сделалось по-другому. И нет ни садов, ни замков, ни моих подданных. Царь-Ворон все разрушил.
На мгновение Лизу придавило к траве настолько тяжелой, томительной тоской, что она едва не расплакалась. Он ведь действительно был последним фейери, этот невыносимый Лаверн, он хотел вернуться домой, и она сейчас понимала это стремление, как никто другой.
— А я больше не была на Земле, — вдруг призналась Лиза. — Никогда не была. Просто смотрела трансляции с камер по сети. Представляешь, на месте моего дома теперь пункт зарядки роботов-пилотов. А там, где была школа, теперь стоянка для флаеров…
Она ожидала какой-то особенно язвительной насмешки, но Лаверн понимающе произнес:
— Неудивительно, Лиз. Сколько веков прошло. Каким был твой дом?
Во сне он был намного серьезнее, чем наяву. Лиза прикрыла глаза. Она каждую ночь видела во сне дом, сад и маму, но сейчас, когда Лаверн спросил, обнаружила, что знакомая картинка выцвела, поблекла и утратила жизнь. Все давным-давно прошло и закончилось, от ее мамы даже праха не осталось. Ничего нет. Она провела на Марсе больше времени, чем дома.
Она никогда не сможет вернуться по-настоящему. Только во сне — и утром подушка снова будет мокрой от слез.
— Я… — начала было Лиза, и по щеке тотчас же сбежала слеза. Она провела ладонью по щеке и ответила: — Прости. Я не могу сейчас об этом.
— Там наверняка было красиво, — без малейшей насмешки сказал Лаверн. Облачный город над ними растаял, и несколько мгновений Лиза смотрела в абсолютно чистое небо. Потом Лаверн поднял руку, и по синеве вновь побежали облачные нити.
— Смотри, — произнес фейери. — Похоже?
Облако соткалось в знакомый дом: старый, двухэтажный, еще дореволюционной постройки. Вечернее солнце брызнуло на облачную белизну радугой, и Лиза увидела знакомые стены из темно-красного кирпича, цветущую персидскую сирень под распахнутыми окнами, детскую площадку, белье, трепетавшее на веревках, словно паруса пиратских кораблей. Кажется, она услышала знакомый скрип качелей. Из чердачного оконца выбралась кошка, перепрыгнула на ветку сливы и, изящно подняв лапу, принялась вылизываться.
— Да, — прошептала Лиза. — Да, это он.
Это было невыносимое, рвущее на части чувство. Горло сдавило — она поняла, что сейчас умрет. Просто задохнется в слезах и своих воспоминаниях.
— В самом деле, красиво, — серьезно ответил Лаверн. Вздохнув, он поднялся, сел рядом с Лизой и взял ее за руку.
— Это сон, да? — спросила Лиза, и фейери кивнул.
— Конечно, сон. Наяву ты совершенно невозможное чудовище, а во сне с тобой вполне можно общаться как с разумным существом.
— Я не чудовище, — только и смогла выговорить Лиза. Облачный дом с сиреневым садом был настоящим, и она с затаенным желанием и страхом ждала, что откроется дверь, и во двор выйдут маленькая Лиза и мама.
— Я знаю, — с прежней серьезностью согласился Лаверн. — Но не могу так тебя не называть, уж такова моя природа. Не принимай близко к сердцу. Мы, фейери, были ужасно несерьезным народом. А теперь вот остался один я — и я тоже несерьезен.
Он погладил Лизу по виску согнутым указательным пальцем и сказал:
— Ты вернешься. Обязательно вернешься. И я вернусь.
— Остались мелочи, — Лиза шмыгнула носом и тоже села. Двери дома не открылись, никто не вышел. Облачное видение медленно таяло, тянулось туманной дымкой к закатному солнцу. Здесь тоже было хорошо: Лиза и фейери сидели среди удивительно красивого дикого сада с растрепанными розовыми кустами. От деревьев по траве тянулись таинственные сиреневые тени.
— Мелочи, девчонка? — усмехнулся Лаверн. — Победить Царя-Ворона — это, по-твоему, мелочи?
Лиза вздохнула. Старый дом из воспоминаний, отраженный в небесах, придавал ей сил.
— Главное взяться, — ответила Лиза. — А там решим.
***
Проснувшись, Лиза покосилась на часы — половина второго ночи — и долго лежала просто так, глядя в потолок и не в силах заснуть снова. Интересно, насколько эти насланные сны отражали реальность? Ведь если они во многом были правдивы, то… Лиза неохотно призналась себе, что фейери выглядел весьма интересным и привлекательным. Не только как мужчина — он казался вполне приличным, порядочным человеком.
И это было странно. Получалось, что и наяву Лаверн должен был быть не таким плохим. Ну, хочет вернуться домой — так и что? Лиза тоже хочет. Характер у него, конечно, не сахарный, так и все мы не без греха. Заместитель Филин, похоже, пьет, как черт: конечно, от него никогда не пахло перегаром, а интеллигентное лицо не носило отпечатка загулов — но Лиза чувствовала в нем что-то общее со своим отцом и дядькой.
Интересно, как они там? Лиза вспомнила, что собиралась написать Михайлине Ломинцевской, и тотчас же поняла, что в этом нет смысла. Лаверн вычеркнул всех обитателей академии из мира — никто и никогда о них не вспомнит, не будет искать, не заплачет, если что-то случится.
Лиза не любила ощущение внутренней путаницы и раздрая, но сейчас поняла, что ее начинает тянуть в разные стороны. Лаверн показался ей хорошим — но при этом он успел наворотить таких дел, что с ним рядом и стоять-то не хотелось. В конце концов, разве есть смысл равнять события во сне и наяву?
Лиза растерялась
