Тейн ударил вновь, на этот раз сбоку. Его движения были бесконечно медленными и тяжёлыми по сравнению с действиями Римера. Меч Тейна был широким, он запел, ударившись об узкий клинок Римера. Он пропел ещё раз, когда Ример убрал его. Тейн тяжело дышал. Они кружились вокруг друг друга. Хирка видела, что Тейн начинает понимать, во что ввязался. Где-то в самой глубине души Тейн знал, что приговорён к проигрышу, и всё же он кричал Римеру:
– У тебя нет права! Здесь ты не можешь изображать из себя короля!
– Кто из нас изображает из себя короля? – ответил Ример. Его терпение было на пределе. Тейн закричал и побежал на него, выставив вперёд меч, как будто шёл на таран.
– Я ИЗ КОРОЛЕВСКОГО РОДА!
Хирка заметила, что терпение Римера кончилось. Всё завершится здесь и сейчас. Он затанцевал вокруг Тейна и нанёс удар ему по руке. Тейн закричал и выронил меч. Ример ударил его сзади ногой под коленки, и сын хёвдинга упал на землю. Через мгновение Ример вновь оказался перед ним и приставил меч к его горлу.
– Ну расскажи мне, Тейн, сын Эйрика, что бы ты сделал, если бы был королём? Как бы ты остановил слепых? Как бы ты сверг коррумпированный совет, который клянётся ложью? И как ты объяснишь миру то, что ты не смог объяснить даже самому себе? Что ты должен вести за собой имлингов?
Хирке хотелось плакать. Всё не могло быть иначе, но всё завершилось не с тем результатом, который был нужен.
– Ример… – она произнесла его имя шёпотом, но он услышал.
Помни, кто ты.
Ример посмотрел на неё, потом на затаившую дыхание толпу. На Эйрика, который сжимал и разжимал вспотевшие кулаки. Потом он подошёл на шаг ближе к Тейну. Хирка поняла, что он делает. Ей оставалось надеяться, что план сработает.
Тейн схватил Римера за ногу и дёрнул. Ример упал на землю и выпустил меч из рук. Он не потерял его. Он выпустил его. Тейн поставил ногу ему на грудь. Ример рассмеялся:
– А ты хорош, Тейн, королевский сын.
Смех его был заразителен. Зрители тоже начали смеяться. Кто-то принялся аплодировать, его поддержали другие. Тейн огляделся, улыбнулся и помог Римеру подняться на ноги. Товарищи Тейна подошли к нему и похлопали по спине. Они взяли под уздцы лошадей с трупами слепых и повели их наверх, ко льду. Толпа стала редеть.
На дворе остались только Эйрик и Ример, да ещё Хирка, но они её не видели. Они смотрели друг на друга.
Хёвдинг подёргал себя за бороду. Его синие глаза сияли. Он так же хорошо, как и Хирка, понимал, что Ример отдал победу Тейну и не окрасил землю кровью. Он дал Равнхову то, что ему было необходимо.
Хёвдинг тяжёлыми шагами подошёл к Римеру, положил руку ему на затылок и притянул к своей голове. Они соприкоснулись лбами. Так они и стояли, хёвдинг Равнхова и наследник кресла.
Эйрик несколько раз похлопал Римера по шее.
– Если бы ты был Маннфаллой, Ример Ан-Эльдерин, я бы пошёл за тобой. Я бы пошёл за тобой. Ты слышишь? – Голос Эйрика дрогнул, Ример кивнул.
– Я вернусь, если только останусь в живых. Даю тебе слово, Эйрик.
– Большего мне и не надо, – Эйрик отпустил его и удалился.
Пути расходятся
Отец обычно говорил, что может прекрасно жить без ног, пока его сердце достаточно сильно, чтобы носить его тело. Так и было. Временами оно было так сильно, что носило их обоих. До тех пор, пока жизнь Хирки не оказалась под угрозой. Только тогда оно уступило. Только тогда отец сдался – ради неё. Сердце отца выносило голод, боли, сплетни и болезни, но оно оказалось недостаточно сильным, чтобы вынести Колкагг. Хирка думала, что её сердце такое же.
Она сидела в ущелье воронов и смотрела на Блиндбол. Здесь она однажды стояла с Тейном и слушала его гневные речи о старинной несправедливости. Сейчас она сидела здесь, потому что это было единственным местом в Равнхове, куда не долетали звуки приготовлений. Тут не было ни звона кольчуг и мечей, ни грохота щитов, которые складывают на повозки и вывозят на равнины. У Хирки оставалось всего несколько дней, и она не собиралась наполнять их звуками приближающейся смерти. Она хотела слушать, как болтают вороны. Всё остальное – лишь свидетельство имлингской глупости.
Ущелье воронов пересекало плато, на котором располагалась усадьба хёвдинга, и упиралось в горную стену высоко над уровнем леса. Отсюда Блиндбол казался предательски простым для передвижения местом, но она-то знала правду.
Долины Блиндбола были глубокими, а леса густыми. Требовались часы, чтобы обойти каждую из огромных скал. К тому же из леса все скалы казались одинаковыми, и путник начинал думать, что ходит кругами, или терял рассудок.
Хирка посмотрела наверх, на вершину горы Бромфьелль. Там находится круг воронов. Каменный круг. Путь из этого мира. Сегодня Хлосниан уже вынес ей приговор. Семь дней. Это всё, что она может получить. Значит, им надо подняться на гору и осмотреться. Может быть, он поможет ей вернуться домой. Он сказал, у земли есть пульс. Иногда Поток силён, иногда слаб, как воспоминание. Хлосниан сказал, что он не слишком хорошо сливается с Потоком. Его даром была чувствительность. Именно поэтому он служил Совету в качестве заклинателя камней. Он мог слышать этот пульс, мог ощущать сезонные и погодные приливы и отливы Потока. Камни запоминают Поток. Камни помнят всё, что было давно и не очень. Хлосниану требовался сильный прилив, чтобы помочь ей попасть домой. Такой прилив произойдёт через семь дней.
Всё в Хирке противилось этому, но её борьба была сродни борьбе против течения, которое подхватило её и перебросило через край водопада. Её мнение не имело никакого значения. Её путь избран уже давно. Равнхов никогда не сможет стать ей домом, каким бы родным он ей ни казался. И Ример никогда не будет принадлежать ей, какой бы частью её сердца он ни владел. В такой кровной несправедливости можно утонуть. Хирка должна уйти. А всё, что она любит, должно остаться.
Кто-то приближался к ней сзади. Это Ример, даже оборачиваться необязательно. У него особенная походка. В Хирке проснулась жажда Потока, и это раздражало её. Кто она? Кошка перед пустой миской из-под сливок? В таком случае с этим надо научиться жить, потому что она больше никогда не увидит Поток.
Он присел на корточки рядом с ней. Ример был готов к отъезду, одет в чёрное, с мешком на спине. Колкагга. Хирка сидела над обрывом и болтала ногами, потому что знала, что он не станет делать то же самое.
– Ты думаешь о войне? – спросил он.
Она помотала головой.
– Я думаю о спасении.
– Спасение могло бы существовать, но Всевидящего нет, – впервые она услышала,
