– Илюме только что убедилась, как незначительно можно продвинуться, ведя переговоры с Равнховом. Я уверен, что она поддержит решение Совета, каким бы оно ни было. Но если Совет испытывает неуверенность, есть другой выход.
Урд вздохнул. Он поставил на карту всё. Если и этот план не сработает, он всё потеряет. Но ему не пришлось доводить дело до конца, потому что вмешалась Сигра Клейв.
– Слухи о слепых – более чем достаточная причина для того, чтобы отправить войска на север. Мы не обязаны объявлять войну Равнхову. Мы объявим войну слепым!
Гарм Даркдаггар поддержал её.
– У нас есть оружие сильнее сотни тысяч мужей. У нас есть Колкагги. Пусть они убьют Эйрика из Равнхова, пока мир спит, и эта война закончится, не успев начаться.
Урд кивнул и указал рукой на Гарма, чтобы подчеркнуть мудрость его слов. Но для того чтобы добиться решения, ему надо действовать быстро.
– Поднимем руки за предложение Сигры и Гарма или у этого Совета нет власти без Илюме?
Эйр уставилась на него со сталью во взоре. Он выдержал её взгляд. Это больше не имело значения, потому что он победил. Когда Колкагги лишат жизни Эйрика, путь будет свободен. И даже если они потерпят неудачу, любое движение на север будет воспринято Равнховом как объявление войны. Особенно после покушения.
Гарм попросил всех поднять руки за предложение. Урд насчитал пять рук. Шесть, вместе с ним. Ему было трудно сдержать улыбку. Он победил. Илюме придёт в ярость.
Отец обычно называл его слабаком. Его-то! Урда Ванфаринна. Видел бы он его сейчас. Видел бы он, чего Урд достиг своею властью. За одно-единственное заседание Урд свершил больше, чем отец за всю жизнь.
Пламя
Наступило утро. С пристани у моря доносился крик чаек. Утро минуло. Хирка сидела у берёзового пня и смотрела вниз, на дорогу. Тонкая лента, ведущая из долины к горе Гардфьелла. Во многих местах её скрывали кусты и деревья, особенно в окрестностях Аллдьюпы. Хирка выбрала такое место, откуда была видна бо́льшая часть дороги. Но, как ни жаль, на тракте никого не было.
Живот Хирки тоже был пуст, но она не могла заставить себя поесть. Она попробовала пожевать сухие яблоки и ветчину, но радость они доставили только Куро. Но сейчас и его здесь не было. Она одна, причём совершенно не так, как раньше. Она одинока, как никогда. Однажды отец уехал в Арфабю без неё. Его не было почти полмесяца, но она не чувствовала себя одинокой. Отец должен был вернуться домой. В этом она была уверена. Отец всегда возвращался домой.
Хирка съёжилась. Шёл дождь. Лето сдало позиции. Неужели она тоже? Хирка не знала. У неё больше никого не было. Силья предала её. В Глиммеросене её ненавидят. Здесь у неё больше нет дома. На самом деле его никогда и не было. Это просто место, где они с папой пробыли довольно долго. Но и здесь имлинги их сторонились, если их не одолевали суеверия и им не требовались амулеты Всевидящего или ловцы слиятелей. Они с отцом помогали им всем. Имлинги всегда судачили о них, но они с папой никогда никого не обсуждали.
Что в Эльверуа знали о ней? Ничего. Если, конечно, Ример не догадался обо всём и не рассказал деревенским. Но предал её не Ример.
Я видела его в последний раз.
Он думал, что они увидятся в Маннфалле, что он поможет ей слиться с Потоком. Но она туда не поедет. Она пустится в бега. Единственным облегчением в её горе было решение не участвовать в Ритуале. Но за это придётся заплатить высокую цену. Может быть, слишком высокую.
Колкагги.
Чёрные тени, у которых хватило власти заставить отца выбрать смерть. Отца, который был таким живым. Другие умирали, другие заболевали, другие сдавались, а отец жил. Он был кем угодно, но только не голодным вороном, он не боялся борьбы. Он так жил и учил так жить Хирку. И всё же в этом мире нашлось кое-что, отправившее его в Шлокну…
Вот они!
Ход мыслей Хирки прервало то, чего она ждала. Цепь повозок на дороге. Она встала, чтобы лучше разглядеть её. Восемь повозок, несколько всадников вокруг. Это не может быть никто, кроме них. Ример и Илюме покидали Эльверуа.
Единственное, что оставалось здесь после Илюме, был Чертог Всевидящего. Раньше местные жители не ходили в Чертог, они просто молились Всевидящему и создавали Его изображения. Эльверуа располагалась недалеко от Равнхова, поэтому до жителей деревни никому не было особого дела. Хирке даже казалось, что авгур не особо усердствовал в служении до прибытия Илюме. Как здесь теперь пойдут дела? Этого она никогда не узнает.
Караван скрылся в лесу, Хирка вернулась к хижине и принялась не спеша собираться. Чаи и травы отца она переложила из горшков и коробок в небольшие кожаные и льняные мешочки, кое-что упаковала в бумагу. Некоторые вещи надо было хранить в прочной упаковке, и она постаралась уместить их в самые маленькие шкатулки. Забрать с собой всё имущество было невозможно. Выдержанный чай и травы, на сбор и чистку которых ушли годы… Их надо оставить.
Она заполнила дорожный мешок. Сверху Хирка положила хрустящие хлебцы, банку гороха и козий сыр. На мешок она повесила палку копчёной лосиной колбасы. Из денег у них было лишь восемь серебряных монет и пять медяков. Но этого хватит. У неё есть что продать.
А потом Хирка стала ждать.
Стемнело, и Эльверуа затихла. Она помедлила ещё немного. Хирка выждала до тех пор, пока не удостоверилась, что все уснули и никто не увидит языков пламени. Тогда она стала поливать пол вокруг себя маслом. Сначала Хирка делала это против воли, происходящее казалось ей неестественным: никто не льёт масло на пол в доме, где живёт. Но именно этим она и занималась. Масло растекалось по полу, просачивалось между досками, а его запах заполнял ноздри так плотно, что они чуть не склеивались.
Инстинкт привёл её к сундуку-скамье. Она достала из него отцовский меч, взяла его за рукоятку и подняла. Незнакомая тяжесть. Обычный меч из Ульвхейма. В Ульвхейме живут мужественные имлинги. Если она удержит его, то, вероятно, сможет завершить то, что необходимо.
Она засунула меч в очаг и рассыпала угли по полу. Не успела Хирка вздохнуть, как гостиная загорелась. На какой-то миг её ноги отяжелели, словно хотели остаться на месте. Она подняла меч, но он был бессилен против пламени. Пламя пожирает всё. Даже гниль.
Хирка засунула меч в щель между досками пола, а сама выбежала на улицу с дорожным мешком за плечами. Она не умерла, как отец. Она жива, и отец отдал всё, чтобы она продолжала жить.
Она побежала в сторону
