кормы флагмана, где прикреплялись три горизонтальных шеста. Если монитор касался самого длинного из них, командиру выражалось удовольствие адмирала, если второго — особое удовольствие адмирала, если же монитор касался третьего, самого короткого шеста, командир получал от адмирала замечание. Необычным было и проведение стрельб по движущимся мишеням. Бутаков заставлял мониторы вести учебный бой между собой и поражать артиллерийским огнем щиты, привязанные за кормой на коротком буксире. Он разработал и тактику таранного удара и наиболее выгодные способы уклонения от него. Ночные атаки минных паровых шлюпок, плавание шхерной флотилии без помощи лоцмана, состязание шлюпок, лотовых, пловцов, катание на шлюпках под летящими в цель снарядами, — чего только не проводил Бутаков, чтобы привить личному составу эскадры выучку, сноровку и отвагу.
С замиранием сердца слушали молодые моряки Сокольского. Они видели в нем счастливца: ведь ему довелось служить под начальством самого адмирала Бутакова. Безусловно, это счастье, что он служит вместе с прославленным адмиралом. Молодой паровой флот России становится, благодаря деятельности таких людей, как адмирал Бутаков, ведущим среди других флотов Европы. К ним в эскадру приезжают учиться английские и французские адмиралы и офицеры. И Сокольский невольно с благодарностью посмотрел на склонившегося к столу Бутакова, на его широкое, опушенное бакенбардами лицо, сурово сдвинутые брови и твердую складку губ. Бутаков писал быстро, уверенно, сильными, резкими росчерками пера кончая строки. «Пятов может гордиться таким заступничеством», — подумал Сокольский.
— Вам предстоит, Сергей Петрович, завтра с первым же пароходом отправиться снова в Петербург, — обратился к нему в этот момент Бутаков. — Думаю, это вас не затруднит?
— О-о!… — только и мог произнести Сокольский, но в это восклицание было вложено столько чувства, что Бутаков невольно улыбнулся.
— Вот это письмо вы отвезете генералу Кандалинцеву, — сказал он. — Адрес его узнаете в строительном департаменте. Непременно получите от него письмо к Пятову и не верьте никаким словесным обещаниям. Я надеюсь на вашу настойчивость. Если он согласится оплатить меньше половины стоимости оборудования, то выразите ему мое неудовольствие. Понятно?
— Так точно, Григорий Иванович, понятно! — вскочив со стула, ответил Сокольский.
Бутаков весело рассмеялся и продолжал:
— Второе письмо вы отвезете академику Якоби. Пятов его старый знакомый, и, я уверен, Борис Семенович со своей стороны тоже чем-нибудь ему поможет. А сам Пятов, мне кажется, просить его об этом не станет, он человек с достоинством. Другое дело, когда речь шла о нужном для всех изобретении… А теперь недурно и пообедать, как вы полагаете? Ого! — воскликнул он, взглянув на часы. — Десятый час! Ужинать пора, а не обедать. Рябов!
В дверях тотчас же выросла фигура вестового.
— Ты что же это, брат, голодом решил нас уморить?
— Так что не осмелился беспокоить вас, ваше превосходительство. А обед давно готов, — степенно ответил старый матрос.
— Золото, а не вестовой, — обратился адмирал к Сокольскому, когда матрос вышел. — Лет десять со мной плавает. Хотел уже давно к производству его представить — ни за что! Видно, полюбился я ему.
— Вас нельзя не полюбить, Григорий Иванович, — краснея, произнес молодой офицер.
…На следующий день Сокольский был уже в Петербурге, исполняя поручения адмирала Бутакова. Затем он отыскал в Пассаже Пятова. Его поразил вид изобретателя: так он похудел, изменился.
— Господин Пятов, что с вами?
— Да вот, заболел, как видите…
— А я к вам с новостью, — весело объявил Сокольский, — и вы даже не догадаетесь, с какой.
— Ох, батенька, у меня за последние дни столько их появилось, что и так голова кругом идет, — печально проговорил Пятов и добавил: — Вот, разрешите представить вам моего старого приятеля и первого помощника, чертежника с Холуницких заводов Колесникова.
Сокольский кивнул головой смутившемуся Никите и, обернувшись к Пятову, нетерпеливо сказал:
— Одним словом, я сегодня побывал по вашему делу у генерала Кандалинцева.
— Позвольте, это я побывал у него, — с изумлением возразил Пятов.
— Да, да, вы, а затем и я. А вот результат этого посещения, — и Сокольский протянул письмо генерала.
Пятов быстро пробежал письмо и, посмотрев на молодого моряка, тихо сказал:
— Я не знаю, как мне благодарить вас, господин Сокольский.
— Это не меня, это моего командира благодарите, адмирала Бутакова.
— Бутакова? Так он меня помнит?
— Помнит, господин Пятов, помнит и ценит, он уж у нас такой.
Несколько минут все молчали, охваченные одним и тем же чувством высокой взволнованности и мыслью о какой-то невидимой, но ясно ощутимой связи, объединяющей их, и не только их троих, но всех, всех честных и смелых людей России…
В этот момент в дверь постучали, и слуга передал Пятову запечатанный конверт. Письмо оказалось от Якоби. Он дружески предлагал Пятову свои услуги, чтобы помочь ему устроиться управляющим, и просил зайти к нему проститься перед отъездом из Петербурга.
— Господи, да он-то откуда все знает? — воскликнул Пятов, когда Сокольский по его просьбе вслух прочел письмо.
— Ему сообщил об этом адмирал Бутаков.
Пятов долго молчал, потом, ни на кого не глядя, тихо промолвил:
— Я пока вернусь домой, сердце истосковалось по жене и детям. А потом… — он повернулся к Колесникову и сказал упрямо: — Буду работать, да так, как еще никогда не работал. У нас, Никита, как видишь, много друзей. Борьба не окончена.
Внезапно он приподнялся на постели и звенящим от волнения голосом воскликнул:
— О, господин Броун, мы еще и не на то способны! Погодите, мы еще весь мир удивим!
Эпилог
На правом берегу Ижоры, близ плотины, в конце 1862 года развернулось большое строительство. Это сооружался первый в России бронепрокатный завод. Во главе строительства оказался начальник Ижорских заводов, полковник Швабе, предложивший проект нового завода. В Англии, в основном у Броуна, было заказано оборудование и оттуда же выписаны специалисты по изготовлению брони способом прокатки. Тратились сотни тысяч рублей золотом. Но такие большие расходы никого в адмиралтействе не смущали. Необходимость производства брони своими силами, да еще таким совершенным способом, как способ прокатки, с каждым годом становилась для всех все очевиднее. Россия приступала к созданию своего броненосного флота.
Пока же единственным поставщиком брони оставалась английская фирма Броун и Ко. Ее достоинства на все лады превозносил в эти годы официальный орган морского ведомства журнал «Морской сборник». Но однажды Броун повел себя на первый взгляд странно. В 1863 году, когда в воздухе запахло войной, морское ведомство решило спешно закончить постройку трех русских броненосных кораблей — фрегата «Севастополь» и кораблей «Не тронь меня» и «Кремль». В связи с этим Броун принял заказ на две тысячи восемьсот тонн броневых плит. Для скорейшего выполнения этого заказа пришлось не проводить при приемке даже обычных испытаний. Однако Броун, обычно такой аккуратный и исполнительный поставщик, на этот раз вдруг не додал целой тысячи тонн брони, ссылаясь на перегрузку заводов. Спуск на воду русских броненосных кораблей был надолго задержан. Русский флот оказался значительно ослабленным перед лицом своих возможных противников — Англии и Франции.
Этот случай с потрясающей наглядностью показал, насколько России необходимы собственные заводы по изготовлению корабельной брони.
И тем не менее строительство железопрокатного завода на Ижоре подвигалось на редкость медленно. Страна продолжала строить новые военные корабли — к тому времени со стапелей сошел еще один корабль
