тысячепудовые валы? Ясно, одному водяному колесу это не под силу. Значит?… Интересно. Сейчас он это проверит.
Задумавшись, Пятов чуть не прошел мимо здания завода. Но в этот момент до его слуха донеслась чья-то отборная ругань. Василий Степанович оглянулся. От дверей катального завода к нему бежал, размахивая руками, невысокий краснощекий толстяк. Это был выписанный несколько лет назад из Англии Уинстон Пиль, мастер.
Пиль на родине имел скромную квалификацию слесаря. Но, прибыв в Россию, он объявил себя механиком. Хотя Пиль и не умел ничего делать, ему платили тройной оклад. За десять лет он, по свидетельству заводской хроники, выпил семь тысяч триста бутылок коньяку и не принес ровным счетом никакой пользы. Паровые котлы, которые он обязался установить, так и не были установлены…
С появлением на заводах Пятова беззаботная жизнь Пиля окончилась. Василий Степанович назначил Пиля и помощники к Никите Колесникову. Сейчас у них произошла очередная ссора, и Пиль, увидев Пятова, подбежал к нему с жалобами.
— О, господин управляющий, — едва отдышавшись, проговорил он, всплеснув пухлыми руками. — Никто вас так не уважает, как я, верьте. Ваши проекты газосварочной печи и новой катальной машины только я могу оценить по достоинству, как они есть. Но этот ужасный человек, этот Колесников, он не уважает моих идей!
— Вы знаете, господин Пиль, что я тоже не очень верю в ваши новые идеи, — спокойно сказал Пятов, направляясь к входу.
— Да, их нет! — с готовностью воскликнул Пиль, следуя за управляющим, — но надо же меня выслушать. Вот здесь у меня кое-что соображает! — и он указал на свой лоб.
— Так что вы предлагаете?
— Пустить вашу машину, боже мой!
Василий Степанович, повернувшись в сторону англичанина, пристально посмотрел на него. Тот важно молчал, надув щеки и заложив руки за спину. Вся его фигура с испачканным красным бантом на шее придавала ему удивительное сходство с индюком.
— Я весьма рекомендую, — значительно проговорил Пиль, — сделать так. Поставить на ось нижнего вала очень громадное колесо. Машина ваша — колосс! И потому колесо должно быть колоссально и соединительные муфты тоже. Не верно ли?…
Василий Степанович не успел ему ответить, как к ним подошел Колесников.
— Уйми ты англичанина, Василий Степанович, — сердито сказал чертежник. — Кричит, топает ногами и велит сажать на ось громадное водяное колесо. И никак не втолкуешь ему, что сломается ось, снова полетят муфты и шестерни, а толку никакого. Вот если бы два колеса посадить? Да, нет! — с досадой сказал он. — Все равно толку не будет!
— Нет, Никита: два колеса, это две силы вместо одной, понимаешь? Пожалуй, ты дело предлагаешь!
— Так ведь…
— Нет, ты погоди, не горячись, пойдем к машине и подумаем.
Они вошли под темные своды завода. Голоса сразу потонули в оглушительном визге и лязге. Около длинного ряда небольших прокатных станов стояли рабочие. Клещами и крючьями они подхватывали выскакивающие из валов тонкие листы проката и, с усилием приподняв их над верхним валом, передавали рабочим, стоявшим по другую сторону машины, и те снова направляли раскаленный металл в валки. Были здесь станы и других конструкций. В некоторых вращалось сразу три валка один над другим, и рабочие, подцепив тонкий лист проката, тут же пропускали его обратно через верхний зазор. Около каждого стана вращались огромные черные маховики.
Вдоль противоположной стены завода были установлены приземистые нагревательные печи, в полумраке неясно проступали только их очертания. Небольшие круглые наблюдательные отверстия, в которые видны были бушевавшие языки пламени, казались глазами каких-то фантастических зверей.
Пятов в сопровождении Колесникова и Пиля быстро прошел в дальний угол здания. Здесь недвижно стояла, словно оцепенев, большая прокатная машина. Казалось, никакая сила не могла вдохнуть жизнь в эту тысячепудовую громаду. Напротив возвышалась в ряду других печей новая, построенная Пятовым, газосварочная печь, где ревело пламя и, как видно, была очень высокая температура. Печь, готовая поглотить огромные кипы железных листов, для нагрева которых была предназначена, как бы только и ждала того момента, когда в машине закрутятся, наконец, валы. Только такая громадная машина сможет принять от нее небывалую порцию проката.
На этот раз, со знакомым волнением подходя к своему детищу, Василий Степанович уже не ощущал того гнетущего уныния и тревоги, которые владели им в последние дни.
Василий Степанович вытащил из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и знаком подозвал к себе окружающих. Все видели у него в руках знакомый чертеж машины.
— Помните, что стан этот предназначен для сварки очень больших железных пакетов, — повышая голос, чтобы его все слышали, сказал Пятов. — А потому устройство его во многом должно быть отлично от обыкновенных катальных машин. Оно так и есть. Ведь здесь мы не применяем маховика, к которому так привыкли, давим не только нажимными винтами, но и громадным весом валов, а верхний вал, благодаря особому устройству, можно поднять как угодно высоко; это позволит прокатывать пакеты любой толщины.
Василий Степанович указал на чертеж и тут же перевел взгляд на машину. Все посмотрели вслед за ним на группу толстых шестерен и штоков, укрепленных около верхнего вала.
— Так почему мы должны держаться за старую систему привода от одного водяного колеса? — спросил Пятов, испытующе взглянув на нахмуренное лицо Колесникова, и добавил:
— Господин Пиль подал мысль насадить на ось вала громадное водяное колесо.
При этих словах Пиль самодовольно улыбнулся, а Колесников с тревогой поглядел на Пятова.
— Но сажать такие колеса — сущая чепуха, — невозмутимо продолжал Василий Степанович. — Колесников предложил посадить на нижнюю ось два колеса, — тоже не годится. Он это сразу увидел. Но ведь у нас не одна, а две оси от двух валов. Понял, Никита?
Молодой чертежник секунду что-то растерянно соображал, потом вдруг радостно воскликнул:
— Понятно! Так оно и есть!… — Но тут же внезапно спохватился и неуверенно добавил:
— Как же это, однако, получится, Василий Степанович? Ведь верхний-то вал подвижный. Что ж, по- вашему, и водяное колесо то подниматься, то опускаться с ним будет?
— Твоя правда, — спокойно согласился Пятов. — А потому надо придумать особую соединительную муфту. Столько ночей мы с тобой, брат, не спали, что еще две или три — для нас пустое дело, верно? Приладим же мы эту муфту, пожалуй, вот так…
Пятов расстелил чертеж на чугунной доске, лежавшей рядом с машиной, и стал подробно объяснять свою мысль. Под конец он с облегчением произнес:
— Итак, через неделю заработает стан, завертятся эти проклятые валы и первый лист новой брони…— тут он неожиданно осекся и только многозначительно поглядел на своего молодого помощника. Затем он вытащил из кармана часы, быстро отдал распоряжение рабочим и, сложив чертеж, пошел к выходу.
— О, господин Пятов как раз оговорился, — сказал Пиль Колесникову, — броня… Какая в России броня? Ее могут выпускать только в Англии, в моей старой Англии.
— Слишком ты зазнаешься со своей Англией. Еще к нам учиться придете, — сердито буркнул в ответ Никита.
— А причем здесь тогда этот прокатный стан? — не отставал Пиль. — Тогда извольте ее ковать молотом, как у меня в Англии, и я еще буду глядеть, что из этого получится.
— Гляди, гляди, авось глаза проглядишь, — насмешливо ответил Никита.
Вечерело. Рабочие, кончив смену, толпой выходили из заводских ворот. Все в их облике говорило о
