Призрак шагнул к Лане, его губы беззвучно шевелились, руки тянулись к ней. И она не выдержала. Крик заполнил мансарду, проник в самые укромные уголки дома. И призрак растаял, словно страшное воспоминание. Но Руслана не могла остановиться. Ее колотило, трясло, а легкие разрывались от боли. Шею жгло, словно на ней затянули невидимую веревку. А слезы напоминали по вкусу кровь.
Лана не поняла, как Марк оказался рядом. Он спрятал ее в объятиях и нервно укачивал. Шептал ласковые слова, гладил по голове, и вскоре крик стих. Уступил место глубоким рыданиям. Но Лана еще долго не могла прийти в себя, вновь и вновь воскрешая в сознании образ Глеба.
Глава 22
Последняя встреча
Русамия. Велидар. 1956 год
Эдуард около часа сидел в машине и наблюдал сквозь окно за Кристиной, которая ловко сновала между столиками с подносом. Яркая улыбка не сходила с ее лица, но он чувствовал, что это лишь маска вежливости.
Эд не подготовил заранее речь, не купил цветы, даже приблизительно не представлял, что скажет девушке. Как безвольная кукла, он смотрел и безрезультатно искал ответ на измучивший вопрос: простит ли его Кристина?
Вчера она заявила, что между ними все кончено. Хотя это «все» даже не началось. И Эдуард знал, Кристина достаточно горда и не откажется от своих слов. Ему нечего предложить ей, как и Веронике. Статус любовницы – единственное, чем он мог распоряжаться. Сам предостерегал Лили от необдуманных поступков, а в итоге наступил на грабли второй раз. Только этот удар больнее, чем прошлый.
Эд стукнулся затылком о сиденье и глухо зарычал. Безвольный, бесхребетный. Почему он не может противостоять отцу? Почему всегда сдается?
Но сразу ответил на вопросы.
Потому что в ярости Тигров-старший способен лишить сына наследства. А существовать без денег Эд не умел. И не хотел.
Он заметил, как Кристина подбежала к барной стойке, что-то шепнула подруге, сунув ей поднос, и решительно направилась к выходу. Эдуард не сразу сообразил, что девушка направляется к нему. Только когда она приблизилась к «Кадиллаку» и ударила ладонью по крыше, он очнулся.
– Не могу работать и находиться словно на сцене! – выпалила Кристина.
Эд выбрался из машины и не без удовольствия оглядел ее сердитое лицо.
– Не знал, как к тебе подойти. Боялся, что ты огреешь меня подносом.
– Это весьма заманчиво, но я – цивилизованный человек.
– И умная женщина. Гораздо умнее меня, – тихо выдавил Эдуард.
– Оставь лесть при себе. Я на нее больше не ведусь, – отрезала Кристина. – И вообще тебе повезло, что я сегодня работаю. Я брала отгул, но напарница заболела, и мне пришлось выйти, – с прискорбием объяснила она, словно обвиняла начальника в неудачной встрече с Эдуардом.
Светлые брови сошлись на переносице, напоминая Эду двух змеек, которые превращали ее глаза в ядовитые клыки.
– Что ты хочешь? Если ищешь сестру, то я без понятия, где она.
– Лили пропала? – удивился Эд.
Кристина стукнула себя по макушке.
– Язык мой – враг мой, – пробормотала она. – Я думала, тебя подослал твой отец.
– Я не видел его со вчерашнего дня. – Эд скрестил руки на груди, пытаясь защититься от обвинения девушки. Но оно прочно приклеилось к нему. – Если думаешь, что я получил удовольствие от вчерашней сцены, то ошибаешься. Но я уже один раз был на месте Лилии…
– И поэтому пришел сюда? – перебила его Кристина.
Ее вопрос сбил Эдуарда с толку. Он молча смотрел на нее, но не находил слов. Они цеплялись за зубы, как будто знали, что он может сказать лишнее. И непоправимое.
– Нет. Я пришел из-за тебя. Из-за нас. И Лили с Натаном здесь ни при чем.
– Нас? Нас никогда не было, – уверенно заявила девушка, но порывистый вздох выдал истинные чувства.
– Кристи, – Эд приблизился к ней вплотную, нежно взял за руку, – ты мне нужна. Очень. Возможно, сейчас я не смогу обещать тебе что-то большее, чем мимолетные встречи, но в будущем, когда я встану на ноги и не буду зависеть от отца, наши отношения перейдут на новый этап, – неловко закончил он страстную тираду, в которую сам не верил.
Кристина не сводила с него пронзительного взгляда.
В глубине глаз плескались обида и недоверие. Ее молчание становилось невыносимым, и он не выдержал барьера, который сам возвел между ними. Их поцелуй вовсе не напоминал робкое касание влюбленных. Скорее был похож на прощание друзей, пропитанное неуверенностью и испугом. Они так и не успели осознать, что дружбы больше нет.
Девушка положила ладонь на грудь Эдуарда и медленно отстранила его:
– Мимолетные встречи? Новый этап? Ты хоть слышишь себя? – Она зажмурилась и отвернулась. – Я не готова быть твоей игрушкой, пока ты лелеешь надежду повзрослеть. И избавиться от покровительства отца. Я сама заблуждалась, когда верила, что у Натана и Лили есть шанс, и это заблуждение дорого мне обошлось. Поэтому не надо заводить наши отношения дальше черты. Если мы переступим ее, то будет слишком больно, и я не могу с полной уверенностью сказать, что выдержу это. Пять лет назад я уже прошла через подобное и чуть не уехала из Русамии. Меня сдержал только Натан. И до сих пор держит.
Легкий, словно порхание крыльев бабочки, поцелуй коснулся щеки Эдуарда, и девушка убежала в кафе, натягивая на лицо бледное подобие улыбки. Но печальные глаза, дрожащие губы договорили за нее. И Эдуард отвернулся, презирая себя.
Он залез в «Кадиллак» и захлопнул дверь, не зная, куда выплеснуть гнев, сводящий сердце судорогой.
Повзрослеть! Покровительство!
Эти слова заставляли его нажимать на газ сильнее. Через скорость он избавлялся от желания кричать.
В последний момент перед поворотом на Элитную улицу Эдуард резко крутанул руль в другую сторону. И помчался прочь вдоль маленьких домов. Он не понимал, зачем едет туда, пока не затормозил перед старым, но уютным коттеджем Вероники.
Эд смотрел на него, тяжело дышал и не понимал, что он скажет, как объяснит свое присутствие. Но он нуждался в ком-то, кто не прогонит, кто поймет и простит его грешную душу. И Эдуард вылез из машины, на ходу расстегивая воротник рубашки.
Три нажатия на дверной звонок. Суматошные шаги в доме, и вскоре он увидел ошеломленное лицо девушки.
– Эд?
Он заглянул внутрь и порывисто спросил:
– Ты одна?
Когда Вероника медленно кивнула, Эдуарду сорвало голову, и он впился в ее губы. Ника с той же жадностью ответила на поцелуй. В нем крылся бунт, который давно назревал и наконец взорвался. От жарких прикосновений плавилась кожа. Запрещенные чувства распаляли страсть. На кончике языка плясало отчаяние.
Дверь за
