Кстати – неужели не больно? И когда успела набить такую татуху, во все тело! Ведь и ноги в татуировке! И спина! И живот! Неужели и до апокалипсиса на ней была татуха? Вряд ли.
Ох и жуткая девка! Брр… аж дрожь берет! Если бы не мутанты – сейчас его член лежал бы в баночке с водкой!
Никита передернул плечами – мороз по коже! Жуть! Кто-нибудь рассказал бы ему о чем-то таком, он бы ржал, как сумасшедший! Мол, начитался книжек о постапокалипсисе и гонишь дурку! А вот теперь…
Сзади что-то шевельнулось, Никита замер, а затем медленно, очень медленно повернулся. Повернулся и остановился – не дыша, боясь шевельнуться, боясь сделать какое-либо движение, которое могут принять за агрессию. Или просто за сигнал к броску.
Пятеро мутантов. Трое раньше были детьми – лет по семь, не больше. Маленькие такие обезьянки с крупными и очень белыми зубами. А с ними, видимо, папа и мама. Папа при жизни был здоровенной тупой обезьяной весом центнера полтора и соответствующего роста, мама – потощее и поменьше, но тоже широкоплечая и сильная. Одежды на всех почти уже нет – так, какие-то клочки, видимо, остатки маек и джинсов. Грудь женщины, как и положено обезьянам, – два пустых мешочка, свисающие к пупку. Мужчина зарос шерстью, как настоящая горилла, но его первичные признаки торчали вперед, как у человека, и он их сосредоточенно почесывал.
«Сука бескультурная!» – вдруг подумалось Никите. А еще у него почему-то отлегло от души – может, не бросятся? Вроде благодушно настроены, наверное, сыты. Может, выхватили кого-то из гладовских уродов? Пожрали, и довольны! Зачем им гоняться за следующей жертвой? Сытому бегать не хочется!
Успокаивая себя таким образом, Никита сделал осторожный шаг назад. Потом другой, третий. Мутанты стояли, смотрели на него маленькими белесыми мутными глазками и никак не реагировали на поведение «бифштекса». И только когда Никита уже отошел шагов на семь и собирался завернуть за угол, маленькая мутантка издала какой-то странный, утробный звук, что-то вроде громкого мяуканья, и бросилась вперед. За ней – двое братьев-мутантов (если это были братья, конечно).
Все, что успел Ник, – это встать в боевую стойку, изготовившись к схватке. И когда мутантка бросилась на него, чтобы вцепиться в горло, он встретил ее ударом в шею. Целил он вообще-то в подбородок, но он у этих тварей был скошенным, попасть по нему не так уж и просто, а кроме того, в полете она вытянула шею, как бы задирая клыки для удара, вот кулак и попал ей прямо по гортани.
Нет, убить таким способом мутанта невозможно, это Никита уже знал. Надо разбить голову, чтобы тварь издохла. Но на какое-то время он все-таки ее выключил. С разбитой гортанью особо не подышишь, придется некоторое время восстанавливаться.
Мутантка отлетела назад, сбив своим телом второго нападавшего, так что Никита остался один на один с третьим – тем, кто когда-то был, вероятно, мальчиком лет шести-семи. Ну или карликом такого же размера.
Этот получил в ухо и на время выключился, шмякнувшись о стену, как мешок с дерьмом.
А потом Никита рванулся бежать, со всей своей возможной скоростью, прекрасно понимая, что убежать не сможет и, похоже, ему пришел конец. Мутанты сильнее его, быстрее его, и, если он все-таки умудряется их побеждать, то не за счет своих феноменальных физических данных, а за счет того, что умнее, а еще – у него хорошо поставлен удар. Не зря все-таки семь лет занимался боксом и стал кандидатом в мастера спорта!
Никита бежал по улице Соколовая в сторону Сенного, отчаянно надеясь на чудо. Позади верещали и ревели мутанты – папа и мама семейки все-таки решили, что человек пригодится им на ужин. Хлопали босые ноги по асфальту мостовой, болели легкие, работавшие, как кузнечные мехи, болели многострадальные ступни, оставлявшие на мостовой красные пахучие следы. Мутанты бежали быстро, но у Никиты было ощущение, что бегут они вроде как вполсилы. Ну не хотят они его сразу пришибить! Может, развлечение у них такое – загонная охота?! Чтобы жирок растрясти, повеселиться, а уж потом можно ему и член отгрызть.
Почему член – Никита и сам не знал. Может, потому что на член сегодня уже покушались, так почему бы на него не посягнуть и еще кому-то? Не сказать бы, что Никита гордился своим хозяйством, но оно было очень даже ничего. Не хуже, чем у других людей!
Все эти глупости лезли в голову, несмотря на отчаянное положение запыхавшегося, покрытого потом беглеца. И страшно, и не место для таких мыслей, но Никита бежит, бежит, бежит… а чушь в голову лезет, лезет, лезет…
Пока опомнился, оказалось – умудрился пробежать улицу Симбирскую и уже приближается к улице Рахова! Все эти улицы перпендикулярны улице Соколовая. Почему не побежал домой, фактически пробежал мимо своего дома? Да сам не понял почему. Может, боялся менять направление, опасаясь, что перехватят? Или надеялся, что стае надоест его гнать и они в конце концов отстанут?
Никита этого не знал. Инстинкт гнал и гнал его вперед, выжимая из тела все ресурсы, которые в нем остались. А осталось их совсем немного – скоро Никита, как автомобиль с пробитым радиатором, закипит, выбросит пар и встанет. Попробуй побегай по июльской жаре, когда на пятки тебе наступает толпа оголтелых мутантов!
А они все ближе и ближе. Повизгивают, похрюкивают, торопятся! И… у Никиты вообще-то появилось подозрение, что не особо торопятся. Вроде переговариваются и даже хихикают! Точно, точно – хихикают!
Звуки плыли в воздухе, в горячем, тягучем воздухе июля, солнце жгло макушку, плечи, пот разъедал широкую запекшуюся рану на границе лба и волос, и Никита чувствовал, что еще немного, еще чуть-чуть, и он упадет. Свалится под ноги преследователям. И они будут рвать, терзать его тело. И только одно его утешало, если можно назвать это утешением: пусть лучше ему перегрызут глотку мутанты, чем долго и трудно умирать с содранной кожей. Никита где-то читал, что с содранной кожей можно прожить много часов, и даже дней. Страшных часов, мучительных часов, когда понимаешь, что фактически ты умер, и ничего, совсем ничего не можешь с этим поделать!
Бежать! Бежать! Держаться!
Если бы не подготовка, привычка к долгим и тяжелым нагрузкам – давно бы валялся в пыли, истекая кровью и захлебываясь нестерпимой болью раздираемых клыками мышц.
Когда он споткнулся, ударился плечом о стоящий посреди дороги красный автомобильчик и свалился на теплую, нагретую солнцем мостовую, он даже испытал облегчение: наконец-то все закончится! Наконец-то он уйдет из этого мерзкого мира и отправится туда, где его ждет семья! Не те разлагающиеся трупы, которые он сволок в соседнюю квартиру (якобы похоронил!), а живые и здоровые, веселые, родные! Если, конечно, на том свете что-то все-таки есть.
Раньше он не задумывался о таких вещах и никогда не интересовался никакими религиозными темами, но теперь, лежа посреди трупа старого мира и ожидая, что в загривок вонзятся белые клыки мутантов… вот теперь как раз и стоит подумать о душе! О ней, о бессмертной! Если она есть, конечно…
Выстрелы прогрохотали так громко, что звук пробился даже сквозь вату в ушах. Но Никита так и лежал, наслаждаясь лучами вечернего солнца, теплом
