– Пусть так, но ведь Новая Шотландия в тысячах миль от нас!
– Верно, но не забывай: мы говорим о римлянах – самой развитой и неудержимой цивилизации всех времен. Их солдаты, при полной амуниции, спокойно проходили по двадцать миль в день. Учитывая такую скорость, досюда они добрались бы месяцев за пять. Хотя, конечно, в реальности это заняло бы у них гораздо больше времени – они ведь скорее осваивали неизведанные земли, нежели стремились попасть в какое-то конкретное место. Но это были крутые, крепкие ребята, которые, помимо собственного опыта выживания, имели и тот, что переняли у завоеванных народов – а это почти вся ойкумена. И они приносили с собой не только сельскохозяйственные культуры, но и лекарственные растения. Они вели серьезную игру. Это как сотня Рембо, только без ярко выраженных психологических проблем. Так что, подгоняемые своей страстью к исследованию мира, римляне вполне могли отправиться и в столь далекие края.
– Что-то в этом есть, – произнес Кен. – Я, кстати, могу поверить, что бассейн – дело рук римлян, как и шары, – с металлом они обращаться умели.
– Римляне не единственные, кому молва приписывает открытие Америки. – Я повернулся к Джемме. – Есть версии, согласно которым до Колумба здесь побывали викинги, ирландские монахи (якобы то там, то здесь находят предметы с огамическими надписями), даже египтяне, финикийцы и минойцы. Но лично мне подобное представляется маловероятным. А вот римляне – почему бы и нет? Если кто из вышеперечисленных и мог создать все то, что мы здесь наблюдаем, так это они.
– Но надписи-то сделаны не на латыни.
– Да. И это, признаю, слабое место в моей гипотезе. А хотя… погоди-ка.
Я встал и направился к коридору, ведущему к бассейну. Кен присоединился ко мне.
– Что?
Я показал на три буквы, которые заметила на стене Джемма.
– Кажется, они латинские, не находишь?
Кен мотнул головой:
– Но, кроме них, у нас больше ничего нет. И гляди сюда. – Он ткнул в непонятную черту в конце надписи. – Как будто кто-то впопыхах дописывал, да так и не успел закончить. Нет, приятель, это «Том», или «Тод», или что-то в этом духе. Как я уже говорил, какой-то придурок из команды Кинкейда решил отметиться.
– Наверное, ты прав.
– Сколько уже прошло?
Этот вопрос задала Молли. Все это время она сидела немного в стороне от нас, обхватив колени, и не сводила глаз с главного коридора. Она внимательно нас слушала, но сама не произнесла ни слова.
Когда мы вернулись, то нашли ее точно в такой же позе. Пока нас не было, Молли аккуратно разложила все наши запасы – остатки сэндвичей, бутылки с водой, пакетики с арахисом и злаковые батончики – отдельно друг от друга. Аккумуляторы для камеры и батарейки лежали рядом. Картина в целом выглядела удручающе.
Молли наложила Джемме повязку, а потом снова уселась в ту же позу. Пока мы рассказывали ей обо всем, что с нами приключилось, она слушала не перебивая. И казалась спокойной. Сначала я удивился, а потом понял, что с ней. Молл терпеливо ждала, когда все это наконец закончится. Это место ее больше не интересовало, равно как и наши находки: Молли хотелось одного – поскорее выбраться отсюда.
– Часа четыре, – ответил я. – Может, чуть больше.
Молли отвернулась и снова уставилась в черный проем коридора.
Вскоре вернулся Пьер и сообщил, что обнаружил нечто совершенно новое. Кен идти смотреть его находку отказался, но попросил, чтобы мы обязательно крикнули, если этим нечто вдруг окажется бар, до отказа набитый спиртным, или стрип-клуб.
Пьер повел меня в коридор, расположенный относительно главного входа в залу под углом в девяносто градусов.
– Как настроение? – спросил я его.
И тут же понял, что сморозил полную чушь. Какой смысл задавать подобные вопросы – в нашей-то ситуации?
Пьер тем не менее пожал плечами и ответил:
– Нормально. То есть, конечно, я был бы не против оказаться в каком-нибудь другом месте, но здесь все равно здорово.
– Как думаешь, Молли в порядке?
– Да, в полном. Просто ей не нравится сидеть в темноте. И потом, она ведь у нас человек-смартфон. Целых два дня без Интернета – это для нее слишком. Вот она и сходит с ума: как там без нее «Фейсбук»?
Я рассмеялся:
– У тебя аккумуляторы еще живы?
– Да, их еще надолго хватит. Но на диске уже почти нет места. Поэтому я перестал снимать все подряд. У вас с Кеном наверняка появятся какие-то идеи, перед тем как мы отсюда уйдем. При монтаже, скорее всего, придется кое-что вырезать, но я хотел бы сохранить материал по максимуму. Вряд ли мне когда-нибудь вновь выпадет шанс снимать что-либо подобное.
Через пятьдесят ярдов туннель вдруг резко повернул влево, то есть вглубь скалы. Такого среди этих боковых коридоров мы еще не видели, и я поделился своим наблюдением с Пьером.
– Ага. – Он остановился и вытянул руку, указывая вперед. – А еще он длиннее. Правда, заканчивается стеной. Но показать я тебе хотел вот что.
Он знаком велел мне пройти через проем, за которым было какое-то помещение. Едва переступив порог, я сморщился:
– Фу.
– Вот и я об этом.
Внутри стоял мерзкий душок, который перекрывал уже привычный запах пыли и сажи. Воображение мгновенно нарисовало гниющие в мышеловках крысиные трупики.
Комната была большой, но насколько большой – этого выяснить я так и не смог, поскольку хватило меня всего на десять шагов. Не в силах дальше терпеть усиливающуюся с каждым шагом вонь, я спешно ретировался.
– Как думаешь, чем это воняет? – спросил Пьер.
– Понятия не имею, – ответил я. – Правда, Кинкейд рассказывал, что они наткнулись на помещение, где пахло на редкость скверно. Он называл его «змеиная комната». Но вот змеями ли здесь несет или нет – не знаю.
И вдруг мы услышали крик.
Внезапный, бьющий по нервам, он доносился из главного зала.
Глава 25
Мы с Пьером влетели в зал, но там никого не оказалось. Не зная, что и думать, мы ошалело таращились по сторонам, пока не услышали голоса в главном коридоре. Прибежав на место, мы увидели, что Кен, Молли и Джемма столпились у сферы.
– Что стряслось?
Кен поманил меня рукой.
– Сначала тут что-то зашуршало, – объяснил он. – Я чуть не обосрался от страха. А потом мы услышали голос – и оказалось, что это она.
– Фезер? – спросил я.
– Ну да.
Он отошел назад, чтобы я
