влияние планет при их громадном расстоянии друг от друга? Возможно ли устанавливать общий для всей Земли круг генитуры, когда на разных широтах аспект неба бывает различен? Не безумно ли допускать влияние на новорождённого только этих неощутимых астральных токов, оставляя в стороне гораздо более заметную силу метеорологических явлений? Затем, если для всех одновременно рождающихся и генитура одна, то как объяснить, что никто из родившихся одновременно со Сципионом Африканским не стал на него похож? Если астральные излияния кладут на рождающегося неизгладимую печать, то как объяснить, что столько и врождённых, и телесных, и душевных недостатков исправляется воспитанием? Это касается людей; но астролог ставит генитуры даже городам, предполагая, очевидно, что астральные излияния действуют также на кирпичи и камни стен. Во всех этих нападениях не было ничего смертоносного; но астрологии не пришлось даже защищаться от них. В то самое время, когда Цицерон писал свои возражения, её поборники уже знали, что будущее принадлежит им. Торжеству астрологии содействовали главным образом два момента. Первый был тот, что современник Цицерона и самый образованный человек своего времени, стоик Посидоний, открыто выступил защитником астрологии. Он отдал в распоряжение астрологии такой богатый арсенал, что борьба с врагами на теоретической почве уже не представляла для неё особой трудности. Посидоний стал настоящим философом астрологии; кто отныне хотел вести борьбу с ней на умозрительной почве, на того ложилась нелёгкая задача опровергнуть его доводы. Вторым элементом было то, что римское общество под влиянием целого ряда внутренних и внешних причин дошло мало-помалу до такого состояния, при котором вера в астрологию стала для него логической необходимостью. Прибавим к этому ту выдающуюся роль, которую играло ведовство в частной и политической жизни Рима; значение ауспиций, без которых не совершался ни один важный государственный акт; значение этрусского гадания по внутренностям жертвенных животных, к которому государство обращалось в исключительных случаях, частные же люди – сплошь и рядом; наконец, книги судеб римского народа, пророчества древней Сивиллы.
От диадохов до Августа, от Бероса до Посидония простирается эпоха юности греческой астрологии – та эпоха, во время которой её здание достраивалось и укреплялось. В ней было много таких постулатов, которые необходимо было принять на веру; а для веры требуется элемент божественный, откровение, источник которого давно уже предполагался иссякшим. Вот почему на сцену выступает, как гарантия достоверности, древность; самые современные и туземные тезисы выдавались за порождения халдейской мудрости – этим самым им обеспечивался тот успех, которого вправе ожидать полумиллионолетняя традиция. Самое слово «халдеи» превращается в нарицательное; «халдеи» и «математики» называются рядом просто как люди, занимающиеся составлением генитур и инициатив.
Популярность «халдейской» астрологии возбудила ревность другого народа – носителя оккультистических идей – египетского… или, говоря вернее, навела находчивых людей на мысль воспользоваться священным страхом, который внушали людям пирамиды и сфинксы берегов Нила, для того, чтобы создать конкуренцию мудрёным «вавилонским» вычислениям. В течение I в. до Р. X. появляется – разумеется, «найденная» гдёто – объёмистая книга, украшенная именами древнего египетского царя Нехепсона и его придворного прорицателя Петосириса. Эти два автора нашей книги предполагались жившими в VII в. до Р. X. Возраст этот был ничтожный в сравнении с ошеломляющей халдейской древностью; зато египетская Исида была много популярнее вавилонских Мардуков и сильнее действовала на фантазию жителей Римского государства. Вторжению Петосириса астрология была обязана новым и опасным приобретением – астрологической медициной. Кто послушно и доверчиво принял все применения догмата всемирной симпатии, которые вошли в состав чистой астрологической науки, тому уже ничего не стоило признать заодно и влияние планет и знаков зодиака на человеческое тело, его здоровье и болезни… Метод этой новой науки был в своем основании несложен: надлежит вытянуть зодиак в одну плоскую полосу, начиная с Овна, знака весеннего равноденствия, и на этой полосе растянуть человеческое тело; при этом получался целый ряд изумительных совпадений. Голове будет соответствовать Овен; вполне резонно, так как Овен – голова зодиака. Шее – Телец, или, согласно более глубокому толкованию, тёлка; опять-таки очень разумно, так как главная сила тельца – в шее. Плечи и руки – Близнецам; это уже совсем хорошо: двойное созвездие действует на парные члены. Грудь – Раку; тоже как нельзя более убедительно, так как и грудь, и рак защищаются костяной броней. Бока – Льву; и в этом есть смысл, если вникнуть в дело поглубже. Продолжать параллелизацию не совсем удобно; достаточно будет прибавить, что в конце концов мы доходим до ног, коим соответствуют Рыбы: так как и ног две, и рыб две, то адепт новой науки должен был почувствовать себя вполне удовлетворённым. Астрология не замедлила наложить руку и на другие области науки. Научная медицина создала науку о климатах; астромедицина, следуя её примеру произвела особую астрогеографию, задачей которой было определить преимущественное влияние на каждый участок Земли определённой планеты или зодиачной звезды. Научная медицина создала себе помощницу в лице фармакопеи, из которой на вольном воздухе греческой научности развилась ботаника, а за нею и зоология, и минералогия; астрология создаёт особые астроботанику, астрозоологию и астроминералогию, с утомительно однообразной задачей – установить мистическую связь между звёздами, с одной стороны, и породами животных, растений, минералов – с другой. Везде торжествует абсурд; историку бывает трудно сохранить хладнокровное настроение, когда он исследует это поразительное вырождение здоровой и сильной некогда науки.
XIV. Если бы астрология перешла в придворную римскую среду в том виде, в каком её знала семиэтажная каланча вавилонской обсерватории, её представители могли бы вести тихую и приятную жизнь под тёплыми лучами императорской милости, не страшась злокозненного Марса, живя в добром согласии со старым хитрецом Сатурном и ожидая всего хорошего от Юпитера, Меркурия и даже Венеры. К сожалению, эти безмятежные времена прошли безвозвратно; пройдя через горнило греческой мысли, астрология приняла в себя такие элементы, которые, удесятеряя её привлекательность и важность, увеличивали также и её ответственность до ужасающих размеров.
Пока мы видели астрологию союзницей императорской власти; но легко понять, что это была союзница опасная, внушающая гораздо более беспокойства, чем доверия. Было желательно для императора знать генитуру своих приближённых; но было очень нежелательно, чтобы эти приближённые интересовались его генитурой. И вот начинаются ограничительные и карательные меры против астрологии и астрологов. Ещё во время республики «халдеи» и «математики» были иногда прогоняемы из города Рима; но эти гонения были продиктованы совершенно другими соображениями: просветительная закваска была сильна в римском обществе, оно могло со спокойной совестью принимать меры против тех, которые ради наживы эксплуатировали легковерную толпу своими вздорными вычислениями. Более политический характер имел декрет, изданный в эпоху последней междоусобной войны, но и его можно было оправдать соображениями общественной пользы; умы были мучительно напряжены предстоящим конфликтом между Октавианом и Антонием, и астрологи, предсказания которых ещё более волновали и без того беспокойный народ, были в столице очень нежелательным элементом. Но эра преследований, начавшаяся при Тиберии, носила совсем другой характер: астрологию преследовали потому, что её боялись, а боялись её потому, что в неё верили.
Биографии императоров полны сбывшихся якобы прорицаний астрологов об их будущем возвышении. Вспомним, что обычный в наше время переход высшей власти от отца к сыну был в императорском Риме большой редкостью: обыкновенно император достигал престола либо путём усыновления, либо силой оружия. И в том, и в другом случае власть была даром счастья; Юпитер, Марс, Венера были в большей или меньшей мере замешаны в деле возвышения нового императора, и астрологической легенде предоставлялось широкое поле, которым она и воспользовалась вволю. Но правдивые предсказания астрологов – только один из обоих бесконечно варьируемых мотивов, составляющих историю астрологии при императорах; другой состоял в обвинении того или другого лица, что оно «вопрошало астрологов относительно смерти государя» или, если это была женщина, «относительно его женитьбы» – с обычным приказом об изгнании из Италии халдеев и астрологов. Т. е. изгонялись лишь не замешанные непосредственно в деле лица; замешанным же грозила казнь.
XV. В совершенно ином виде представится нам дело, когда мы от особы императора перейдём к греко-римскому обществу эпохи империи – пёстрый калейдоскоп всевозможных мнений и настроений, из которых очень трудно составить единую разумную картину. Говоря о насмешках врагов, мы
