Дунай в огне. Прага зовет (Роман)

— Ну, и славно, а теперь — за работу!

Отойдя в сторону, Максим поманил за собой Ярослава, взял его за руку повыше локтя и тихо зашагал рядом.

— Ты что?

Разведчик потупил голову и ответил не сразу:

— Понимаешь, Максим, на земле привык, а как на воду, — жуть одолевает, и я сам не свой.

Максим чуть крепче сжал руку товарища и с минуту шел молча. Что сказать ему сейчас? О воинском долге и присяге? О мужестве? Сколько говорено и переговорено об этом еще в Румынии. А душа у бойца опять не на месте. О чем же напомнить ему, чем подбодрить?

— Ну, ладно, — заговорил он, приостановившись, — пули ты боишься, а позора? Ты почему тогда в Румынии выскочил плясать на бруствер, боялся засмеют? А если засмеют теперь? Этого ты не боишься?

— Хуже смерти, — прошептал Ярослав.

— Крепись, дружок, стисни зубы и крепись, делай, что надо. Сам увидишь, страх исчезнет…

Слова были просты и не новы, но в том, как их сказал Максим, было много дружеской теплоты и сердечности. Ярослав доверчиво прижался к плечу Максима, и они молча пошли дальше…

Вечером в тесной землянке, где установлен радиоприемник, полно бойцов и офицеров. Говорит Москва! Всех радуют итоги десяти ударов и особо привлекают слова Сталина о сражении украинских фронтов меж Тиссой и Дунаем, слова о самоотверженной борьбе советских людей, спасших цивилизацию Европы.

— Вот, Зубчик, дети и внуки твои гордиться будут, что ты человечество спасал, — хлопнул его по плечу кто-то из разведчиков. — Понимаешь, че-ло-ве-че-ство!

— До погодь ты, — добродушно отмахнулся Семен, примостившийся со своим блокнотом на спине Максима Якорева.

Максим, в свою очередь, записывал в блокнот на спине у Голева.

Но вот диктор умолк, и Березин встал из-за стола:

— Задача ясна, товарищи, — сказал он, радостно всматриваясь в возбужденные лица агитаторов, — партия призывает нас довершить дело разгрома немецко-фашистской армии, добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя победы! Об этом должен знать каждый.

4

Первые залпы вздыбили землю у самого берега. Над Тиссой встало черное облако, и ветер не спеша покатил его в сторону дамбы. Предрассветные сумерки растаяли в огне немецких ракет, феерический отблеск которых в Тиссе будто поджигает ее с глубокого дна. Тысячи трассирующих пуль расцвечиваю! воду. А потом река вдруг и в самом деле вспыхивает узкой полоской пламени: немцы, видимо, спустили в воду много нефти или бензина, и метущееся пламя с метр вышиною создает все удлиняющийся огневой барьер.

— Начали! — возвестили две красных ракеты: одна в небе, другая в воде, и разведчики первыми заспешили к реке. Минометчики забросали противоположный берег дымовыми минами, так что белесое облако совершенно закрыло его, и одновременно артиллерийский вал откатился дальше за реку, к насыпи. Огневой барьер полыхающей Тиссы оказался разорванным на части, но большие огневые круги все еще плывут по реке и острыми языками пламени клонятся вверх по течению, как бы стараясь уцепиться за воду и остановиться в своем движении. Лодки разведчиков как раз на подходе к огневой завесе.

— А пройдут ли лодки, не вспыхнут ли? — забеспокоился Ярослав, крепче уцепившись свободной рукою за сиденье. Все свое тело казалось ему свинцово тяжелым — не сдвинешь с места.

— Взбалтывай воду веслами! — громко вскрикнул Березин, едва лодка коснулась пламени. Впрочем, сила огня оказалась слабее, чем представлялось издали, потому что отражение удваивало величину пламени. От взмахов весел оно качнулось в стороны, освободив лодке чернеющий проход, и снова сомкнулось за ее кормой. В ту же минуту густая трасса искрящихся пуль прошла низко над головами, и все инстинктивно пригнулись. Березин тесно прижался к Бедовому, заслонив его собою, и Ярославу сделалось не по себе. Сколько слышал он о войсковом товариществе, о выручке в бою, о бойцах, принимавших смерть, защищая командира. А тут сам командир заслонил бойца. В душе у него разом смешались все чувства — и признательности за участие и заботу, и стыда за нестерпимое малодушие. Исполненный решимости стряхнуть с себя эти проклятые страхи, он рывком привстал с сиденья, устремив злой взгляд на ощетинившийся огнем берег.

— Вперед, друзья! — первым прыгнул с лодки Березин.

Ярослав, не задумываясь, бросился следом, и уже с берега он на миг оглянулся назад. Черным строем приближались лодки Думбадзе, за ними шли плоты с танками. Их обгонял легкий паром с орудиями. А пушку Руднева бойцы уже вытаскивали на песчаную отмель. Раскатистое «ура» словно подтолкнуло Ярослава, и он вместе со всеми побежал вперед. Треск, грохот, огневые вспышки, призрачные сполохи ракет, свист пуль, крики людей — все невообразимо смешалось и слилось уже в нераздельную картину боя. Ярославу показалось, что он ничтожная песчинка, подхваченная неведомой бурей.

Перескочив с маху траншею, он споткнулся и упал возле убитого немца с иссеченным в крови лицом. Ярослав ощутил вдруг, как на него снова обрушились неподвластные ему страхи и с силой прижали его к земле. «Делай, что надо!», «Делай, что надо!» — звучали в ушах слова Максима, и Бедовой с злым упорством вскакивал и бежал вместе со всеми, стреляя на ходу из автомата, падал, снова вскакивал и снова бежал, нередко забывая про все на свете, кроме необходимости бежать и стрелять.

Огонь с дамбы усилился, и цепь залегла. Максим с лету упал возле Ярослава. Шел второй час боя, и огневое лукоречье Тиссы чуть потускнело: передний край борьбы все более и более удалялся от берега. В кустарнике справа усилились перебежки. Минуту спустя Максим заметил, как оттуда вдруг поднялись мадьярские цепи. Он узнал их по зеленовато-желтым шинелям, которые на солнце кажутся чуть ли не оранжевыми. Контратаку мадьяр бойцы встретили огнем пулеметов. Мадьяры залегли, но тут же короткими перебежками пошли на сближение. Упорны однако. Тем хуже для них. Когда они вышли на рубеж заградительного огня, Максим дал зеленую ракету. Минута, и залп за залпом. Желтые кусты, через которые пробивались мадьяры, вмиг почернели.

Ярослав помог артиллеристам продвинуть пушку. Только установили ее, как навстречу выскочили три «пантеры». Одна из них летела с бешеной скоростью. Кажись, секунда, и она сомнет пушку. Ярослав в испуге отполз в сторону, приготовив гранату. Наводчик же плотнее припал к прицелу. Разлетевшись, «пантера» была уж готова прыгнуть на орудие. Но прежде чем она сделала это, раздался выстрел в упор. Хищница задрала бронированный нос, словно привстав на задние лапы, и застыла на месте