Лариса, после той роковой ночи два года назад, замкнулась в себе окончательно. За два года, что не видела её Даша, она тоже, как и баба Нюра, как-то морально высохла и уменьшилась в размерах. Уж не ходили больше к ней на крыльцо подружки, не звали её, как прежде, с собой в клуб. Впрочем, Валеркины друзья тоже исчезли с горизонта; всех их, включая самого Валерку, забрали в армию вслед за Володей. Всех — кроме Артура; поговаривали, будто он женился на Ирке Ромашовой и у них родился ребёнок…
В тот день на дворе было дождливо. Тётка Люда с утра уехала в райцентр за билетами, Валя ушла с Сонечкой к кому-то в гости. Даша и Лариса сидели на полу, на пестрядинном половике, скуки ради перебрасывались в картишки. А за перегородкой в кухне кашеварила Галина; бурлила у неё в кастрюле, закипая, картошка. Поднимался от кастрюли горячий пар, оседал белым туманом на засиженных мухами окошках.
— О, шанс элизе… — машинально подпевала Лариска в тон бурчащему на стене радиоприёмнику, — О, шанс элизе…
Но в пении её уже не было того задора, того восторженного артистизма, с которым пела она когда-то давно, будучи ещё девочкой, полной счастья и надежд, и не познавшей ещё тогда горечи предательства и разбитого сердца.
Хлопнула дверь в сенях. Вслед за этим почти сразу же громко-требовательно вякнула Сонечка; очевидно, тётка Валя вернулась из гостей. Услышав детский писк за дверью, Даша вдруг поморщилась и недовольно цокнула языком:
— О, ну всё! В карты нам теперь доиграть спокойно не дадут…
— А кто-то так хотел сестрёнку, — ехидно поддела её Лариса.
— Я же не знала, что эти дети такие противные, — отвечала Даша, — Теперь уже точно не хочу…
Валентина, между тем, уже вошла в избу и сразу же направилась на кухню, за перегородку.
— Слушай, Галя, что я тебе сейчас расскажу… — понизив голос, произнесла она, — Заходила я к Кочемарской Алевтине…
Даша и Лариса, оставив карты, все превратились в слух.
— Атя-тя-тя-тя! — громко залепетала Сонечка, заглушая разговор взрослых.
Даша заскрипела зубами от досады. Отметила про себя, что даже в чём-то понимает, почему тётку Люду так бесит этот ребёнок. Из-за этой мелкой пискли она теперь не услышала самого главного!..
— Дело тёмное… — тихо, чтобы не слышали девочки, продолжала Валентина, — Не то в Чечне этой его убили, не то сам в себя из автомата стрельнул…
— Да ты что!.. — шёпотом ахнула Галина, — Вот несчастье-то!..
Дашу как будто толкнули в грудь с размаху. Напрочь забыв о конспирации, она вскочила и стрелой понеслась за перегородку.
— То, что вы сказали, это правда? Володя… — она с усилием произнесла это имя, — Володя убит?..
По тому, как и мать, и тётка синхронно опустили глаза, Даша сразу всё поняла.
Лариса продолжала сидеть, где сидела, сосредоточенно тасуя колоду карт. Она тоже всё слышала. Но лицо её оставалось непроницаемо, и Дашу эту взорвало.
— Он убит, — глядя на неё в упор, сказала Даша, словно смакуя это слово.
Лариса встретила её взгляд. В льдистых глазах её мелькнула ярость.
— Что?.. Что ты на меня так смотришь? — крикнула Лариска, — Я не виновата в том, что это с ним случилось!
— Если бы любила и ждала, то ничего бы не случилось, — сказала Даша.
— Да. Я его не любила. И не ждала, — сухо, отрывисто произнесла Лариса, глядя в сторону, — Но я этого и не скрывала. И осуждать меня за это ни ты, ни кто-либо другой не имеете права…
— Ты никогда никого не любила, — пробормотала Даша, не глядя на неё.
— Любила! — запальчиво крикнула Лариска, и глаза её налились слезами, — Любила, но тебе этого не понять. А теперь точно никого не полюблю…
— Смотри, останешься старой девой…
Лариса усмехнулась сквозь слёзы.
— Да уж лучше старой девой, чем вот это всё.
Даша вышла через огород в поле. Дождь уже кончился; лишь крупные капли слезами стекали с лопухов. И тут Даша, наконец, почувствовала всю боль того, что произошло. Володя убит, его больше нет. И она его никогда больше не увидит. И никто никогда больше не назовёт её ласково «сестрёнкой».
Ком подошёл к её горлу, когда она вспомнила его нежный, братнинский поцелуй — единственный и последний. Он любил её лишь как сестру, а женою мечтал видеть только Ларису. Что ж, видно, так и не суждено уж никогда сбыться его нехитрым мечтам…
Даша закрыла глаза и увидела перед собой отчётливо его простое и доброе деревенское лицо, его наивную улыбку, когда он мечтал о том, как женится на Ларисе, и как сейчас услышала его голос и те слова, что он говорил каких-то два года назад.
«Шкатулки резные буду разрисовывать цветами всякими… На одной, скажем, жар-птица будет с опереньем золотым; на другой — цветы-незабудки голубые; на третьей — море с корабликами, на четвёртой — город пряничный… Вот будешь ты к нам в гости приезжать, а я тебе на память шкатулки эти дарить буду…»
У Даши защипало в носу.
«О Володя, почему я тоже не умерла вместе с тобой? — мысленно обратилась к нему она, — Сейчас я была бы вместе с тобой на небе…»
«Не надо, сестрёнка… Ты должна жить… Ты ещё встретишь много хороших людей и забудешь меня…»
— Нет, нет, Володя! Я никогда тебя не забуду! Никогда!
И слёзы какого-то странно облегчающего и светлого горя ручьём хлынули у неё из глаз.
Глава 58
Седьмой «Г» класс, куда, по окончании каникул, пошла учиться Даша, оказался почему-то расформирован. Появилось много новых лиц; да и старые было уже почти не узнать. Ивченко, Хандрымайлов и Козлов, с которыми Даша так крепко дружила прежде, были вроде те, но уже не те. Мальчишки заметно выросли, голоса их стали ниже. Юлька Ивченко тоже изменилась; в ней появилась какая-то надменность, манерность. Когда Даша, сидя с ней за партой, заикнулась о походе, та вдруг неожиданно поморщилась:
— Я уже выросла из этого возраста.
— Юль, да ты чего? А как же наша традиция?..
— Ой, я тебя умоляю! Делать мне больше нечего, как пачкать в лесу обувь…
— Ну и не ходи, не очень-то и хотелось, — разозлилась Даша, — Я с ребятами пойду, вот!
Всю алгебру и геометрию Юлька просидела, демонстративно отгородившись от Даши учебником. А когда перешли в класс русского языка — с презрительной миной отсела на другую парту.
«Чего она себе возомнила, эта Ивченко, — недоумевала Даша, — Нормально же общались…»
На перемене она подошла к мальчикам и вдруг, ещё до того, как обратилась к ним, почувствовала что-то не то. Как будто невидимая стена встала между ней и ними. Тем не менее, Даша, бодрясь, спросила:
— Ну что, пойдём после школы в поход, как в старые, добрые времена?
Стас Хандрымайлов отвёл глаза, сделав вид, что не услышал
