Неплохая идея для рекламной кампании Всемирного фонда дикой природы, подумал Кайцзун. Ты то, что ты ешь.
В конце коридора виднелась узкая дверь, обрамленная проходящим по краям слабым светом. Переступив порог, Кайцзун оказался на открытом месте, круглой площадке для сушки зерна в окружении неказистых, но прочно выстроенных кирпичных домов. В бамбуковом шезлонге, слегка покачиваясь, сидел худой невысокий старик. Рядом с ним на земле лежали лотки с сушеными кальмарами и нори. Ноздри Кайцзуна наполнил густой соленый запах моря.
Когда Дядя Чень сказал ему, что глава клана, настоящий властитель обширного семейного бизнеса, желает увидеться с ним, Кайцзун заранее попытался представить себе этого человека. Но его воображение было настолько испорчено голливудскими стереотипами, что на ум приходили лишь клише из фильмов про гангстеров, образы Марлона Брандо из «Крестного отца» и Роберта Де Ниро из «Однажды в Америке».
Конечно же он не мог представить себе, что увидит перед собой ссохшегося старика, сидящего на солнышке в трусах и майке, больше всего напоминающего какого-нибудь соседского дедушку.
Лицо, будто скомканная вощеная бумага, в его девяносто два. Глаза полузакрытые, с дрожащими веками, едва открывающими белки. Будто почуяв поток воздуха, он медленно приоткрыл глаза, увидел стоящего перед ним Кайцзуна и улыбнулся. Морщины на лице сменили свой строй, складываясь у глаз и уголков смеющегося рта.
– Дедушка, как поживаете?
– Хорошо! Ты тот… тот…
– Кайцзун.
– Точно! Кайцзун. Превосходное имя. Аллюзия на «Книгу сыновней почтительности», да? Означает того, кто сразу к делу переходит.
Старик попытался подняться. Кайцзун кинулся вперед, чтобы придержать качающееся кресло. Рассказывали, что один из предков Дедушки Ченя получил ранг цзиньши цзиди банъянь – не только выдержал трехлетнюю проверку на чин чиновника при дворе Императора, что было куда более редким и ценным достижением, чем пройти экзамены на уровне округа, провинции или всей страны, но и был признан вторым из лучших среди всех экзаменуемых. Не удивительно, что, имея в предках столь блистательного и образованного человека, Дедушка Чень сразу же понял, откуда было взято имя Кайцзуна.
– Не поможешь мне на крышу подняться? Заходящее солнце бесконечно прекрасно, как говорят поэты; мы должны ценить каждый предоставляющийся нам шанс.
Кайцзун взял главу клана под руку, и они стали подниматься по каменной лестнице, открытой с одной стороны. Вскоре они оказались на лишенной парапета крыше, кольцеобразной, простой, как ничем не украшенный каменный браслет, лежащий меж гор и моря. Она была разделена на аккуратные квадраты, занятые монокристаллическими солнечными батареями, между которыми на ветру сушились белье, одеяла и морепродукты. Все это создавало ощущение идеального порядка. Солнце падало на морскую гладь, и его свет превращался из белого в золотистый, а потом и в огненно-красный, окрашивающий висящие на горизонте белые, будто хлопковая вата, облака в алый цвет. Кожу ласкал ветер с моря, неся с собой запах соли и свежесть. Кайцзун ощутил прилив сил и стал ждать, когда старший заговорит снова.
Лицо старика искрилось в свете заходящего солнца, будто известняк из Тайху, покрытый морщинами и порами тясячелетий. Он смотрел в сторону моря, и его запавшие глаза, казалось, сами светились странным внутренним светом.
– Ходил вчера в храм, просил провести гадание.
Старик протянул Кайцзуну красный лист бумаги с текстом.
Храм Кшитигарбхи, Оракул Богини Мацзу,
Шестьдесят Четыре Гексаграммы.
Гексаграмма пятьдесят восьмая, Гуй-Вэй, ○○● ○●●,
первоэлемент Дерево, благоприятствует Ве сне и Востоку.
Имеющий тело змеи желает стать драконом;
Однако у судьбы, похоже, иные планы.
Долгая болезнь требует отдыха и расслабления;
Много слов сказано, но немногие из них мудры.
Кайцзун знал, что многие обитатели побережья по обе стороны Тайваньского пролива обычно молились Мацзу о защите в плавании, но никак не мог понять, какое отношение это скупое и непонятное предсказание оракула имеет к нему самому.
– О чьем же будущем говорит нам это гадание?
– Хороший вопрос.
Старик не обернулся.
– Я молился обо всем Кремниевом Острове.
Не то чтобы Кайцзун не ожидал подобного ответа. Он сразу понял, о чем беспокоится глава клана. Будь это получено от оракула Мацзу или нет, но стихи четко раскрывали отношение клана Чень к проекту «ТерраГрин Рисайклинг». Естественно, если старший решил выразить свое мнение об этом через волю небес, Кайцзуну было сложно что-либо возразить.
– Я прожил почти столетие и никогда не покидал Кремниевый Остров. Видел, как пересыхали рисовые чеки, как наша плодородная почва превращается в отравленную пустыню. Видел, как подрывают взрывчаткой рифовые острова, как засыпают землей бухты, чтобы заполучить больше земли, как выросли порты и мосты, быстрее, чем растут деревья. Видел серые хребты военных кораблей на горизонте и видел, как стаи рыб становятся все меньше и уходят все дальше от берега. Слышал из громкоговорителей, радиоприемников и телевизоров непрекращающийся поток пропаганды и праздничных песен, но у народной оперы о страданиях простых людей все меньше слушателей, и ее почти не стало.
– Кремниевый Остров болен, давно и тяжко, но это не та болезнь, которую можно излечить одной большой дозой сильного лекарства. Напротив, если говорить языком народной медицины, такая попытка вполне может еще сильнее разжечь пламя, ядом поражающее сердце.
Как эгоистично. Первой реакцией Ченя Кайцзуна на монолог старшего было отвращение.
Ему было хорошо известно, как эксплуатировали и угнетали простой народ. Обычное дело в истории человечества. Возьмите любую группу людей, без разницы, разных рас или соотечественников, но кто-то из них обязательно поставит себя на привилегированное место, станет во имя богов, блага страны, прогресса принимать законы и выдумывать правила, позволяющие им властвовать над жизнями других, контролировать их тело и душу.
Выживание – хорошее оправдание. Кайцзуну было легко убедить себя этими словами, когда он имел дело с книжными абстракциями, а вот когда все становилось реальным, живущим и дышащим у него на глазах – совсем другое дело.
За последнюю пару недель он сильно погрузился в жизнь и заботы «мусорных людей». Он видел болезненно бледные лица молодых женщин, их огрубевшие и покрытые пятнами руки – результат работы с вредными химическими веществами; он вдыхал запахи, от которых его тошнило, ел едва съедобную пищу, которой обеспечивали рабочих боссы кланов, видел, за какие деньги, немыслимо скудные, они работают. Он подумал о Мими. Вспомнил ее бесхитростную улыбку, под которой скрывались частички тяжелых металлов, отлагающиеся на стенках ее кровеносных сосудов, ее искалеченное химикатами обоняние и поврежденную иммунную систему. К ней относились будто к саморегулирующейся машине, не требующей обслуживания и ремонта. Как и сотни миллионов других рабочих этой земли, хороших, старательных, она будет без устали работать каждый день, пока не упадет замертво.
У Кайцзуна замерло сердце. Он не мог понять, откуда это ощущение. А затем он увидел, что старший обернулся и посмотрел на него,
