Очнись! Очнись!
Мими беззвучно вскричала в отчаянии. Потеряла контроль над своей силой и увидела, как грудь ее тела вдавилась под нажатием металлических пальцев. Под ее телом в земле образовалась вмятина. Она смотрела, как из ее носа и рта хлынула смесь крови, воды и грязи. Это пробудило в ней надежду.
Но ее сердце все еще не вернулось к жизни.
Мне нужно электричество!
От этой мысли нервные узлы Мими-меха будто пронзила молния. В течение тридцати микросекунд электроактивные мышечные волокна в ее руках сформировали цепь тока, с положительным и отрицательным полюсами и регулируемым за счет сокращений мышечных волокон напряжением и током. Она понятия не имела, как ей это удалось сделать, точно так же, как закаленный в боях солдат не осознает сложной последовательности, отложившейся у него то ли в мышцах, то ли в мозгу, которая пробуждается с первым звуком выстрела.
Треск. Мелькнули голубые искры. Ток тек от левой стороны грудной кости через сердце и к правой лопатке.
Сердце, будто зеленая почка во тьме, дернулось, один раз.
Она увеличила ток. Разряд! Тело дернулось целиком, едва не подскочив с земли и упав обратно. В стороны полетели брызги грязи.
Зеленая точка сильно дернулась и снова затихла. Мими ощутила, как ее сознание затягивает какая-то сила, пытаясь извлечь ее из экзоскелета робота. Сила, исходящая от нагого тела девушки в грязи.
Разряд. Снова резкий рывок. Резкое ощущение тошноты. Мими на мгновение оказалась внутри этого холодного, избитого человеческого тела, но спустя несколько десятков микросекунд она снова вернулась в прочную обитель стального замка.
Разряд. Разряд. Разряд.
Сознание Мими металось между телом робота и человека, ее поле зрения мерцало. Сердце постепенно вошло в нормальный ритм, жизненная сила нарастала, но вследствие этого она теряла силу, позволяющую ей управлять телом из твердого сплава. Обмякшие ноги уже не могли удерживать вес корпуса, она чувствовала, как робот наклоняется вперед, под действием силы тяжести.
А под нависающим огромным металлическим телом лежало человеческое тело девушки в коме.
Боль. Мокро. Дрожь. Тошнит. Страшная усталость. Эти ощущения, исключительно человеческие, все чаще заполняли сознание Мими. Последнее, что увидела Мими-меха, – было то, как она падает вперед, падает на хрупкое человеческое тело. Она уже почти увидела это бледное тело, грудь, ожившее сердце внутри нее – тело, которое раздавит в кровавую лепешку дорогая военная игрушка.
Нет!
Мими с ужасом услышала свой собственный голос, слабый на фоне шума ветра и дождя. С трудом открыла глаза. Перед ней, заполняя все поле зрения, была огромная и ужасная черная машина убийства. По желобкам корпуса стекала дождевая вода, падая ей меж губ. Робот выпрямил руки и уперся в мокрую землю в последний момент, когда уже был готов раздавить тело Мими, и остался в таком положении.
Ее и Смерть разделяло расстояние поцелуя.
Мими начала с трудом шевелить пронизываемым болью телом и постепенно выползла из-под робота. Бесконечную ночь пронзал проливной дождь, омывая ее тело и заливая ей глаза. Ей было холодно, она дрожала, была ошеломлена и беспомощна, а хорошо знакомое ей тело вдруг оказалось тяжелым и непослушным. Снова появился белый луч маяка, беззаботно скользя в небе, над поверхностью моря, к пляжу, по кладбищу. Холодно коснулся тела Мими и беззвучно исчез, не оставив после себя ни тепла, ни сочувствия.
Мими вспомнила весь пережитый ею кошмар, и ее начало тошнить.
8
Ло Цзиньчен смотрел на дрожащую фигуру человека, скорчившуюся в углу. Пламя на его плечах померкло, от тела исходил запах мочи, с уголков рта свисали нитки слюны, а широко открытые глаза были покрыты сеткой сосудов, не способные ни на чем сфокусироваться. Его было практически невозможно узнать. Ло не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь видел Тесака в состоянии такого страха. Он сбежал из дома в девять лет, оказался в уличной банде, с глазами, наполненными злобой, а потом Ло Цзиньчен вытащил его из бандитских разборок и сделал верным псом семьи Ло.
Мальчишка был худой, как тростинка, но цепь от велосипеда в его руке извивалась, как серебристая змея, находя себе цели в гуще драки. Его юное лицо было забрызгано каплями крови, оно было перекошено от ярости. Ло никогда не забудет это лицо, лицо того, кто жаждет уничтожить весь мир вокруг.
Тесак незаконнорожденный, сказали Ло. Его мать соблазнил рабочий-мигрант, который сбежал почти сразу после рождения мальчика. Родственники советовали ей избавиться от ребенка, но она решила вырастить сына. Мальчик рос под презрительными взглядами окружающих, под их неодобрительный шепот, и взгляд его узких глаз сделался острым, как ножи, – в точности как у того злополучного мигранта, говорили все, кто когда-либо видел его отца.
Позднее его мать вышла замуж за местного, и отчим выкидывал Тесака в курятник или собачью конуру всякий раз, как она уходила из дома. Ему приходилось драться с курами и собаками за ошметки еды и жить в дерьме. А затем мужчина сказал его матери: «Грязна и низка кровь в его жилах – видишь, как ему нравится в грязи валяться с животными!» Мать всю ночь продержала Тесака в объятиях, рыдая. «Видишь, тебе нельзя больше здесь оставаться. Я не могу избавить тебя от страданий». Ни слезинки не скатилось из чудесных глаз Тесака.
Когда он сбежал из дома, мать не стала искать его, хотя он и жил в паре улиц от нее – так близко, что, как говорится, если он помочиться ходил, она могла запах учуять. Он много раз проходил на улице мимо матери, отчима и сводного брата, но они его не узнавали. Он быстро развивался, кости и мышцы становились все крепче, закаляясь в драках, он делал дикие стрижки и красил волосы в странные цвета, на подбородке тоже выросли волосы, мягкие и синевато-черные. Встречаясь с родными, он всегда опускал взгляд, боясь, что они посмотрят ему в глаза и узнают его.
Его сводный брат исчез загадочным образом, когда ему было четыре. Они искали его повсюду, но не нашли ни следа; ходили слухи, что мальчишку похитили пришлые и продали в северо-западный Китай. Отчим выл и рыдал почти месяц, казалось, постарел на десяток лет за пару недель. Даже Тесак испытывал к нему некоторое сочувствие.
Надо было оставить его в живых, подумал он. Возможно, даже подать им какой-то знак. Но было уже поздно.
Месть стала естественным инстинктом, глубоко засевшим в нем. Убивая ребенка, он глядел на юное лицо, не лишенное схожести с его собственным, но действовал не задумываясь.
Он ненавидел
