— Ты отстал от современной жизни, — засмеялся я, — во многих продвинутых странах это считается нормальным. Транссексуалы, трансгендеры, все прочие удовольствия. Третий пол. Хотя согласен, в нашем случае все не так. Упомянутые категории таковыми сделались без принуждения — по природе, да и общество влияет, уверяя, что это нормально. В нашем случае маньяка Усманского поставили перед фактом — и живи как знаешь… В затруднении, Вадим. Ему это может понравиться (ведь прежняя сущность пока при нем), может принуждать себя, может временно исключить секс из жизни — до прояснения, скажем так, обстановки. Последнее — наиболее вероятно. Тема, кстати, интересная, в плане выявления преступника. Но сомневаюсь, что твой практикант с этим справится — слишком личное. Пусть не лезет, чтобы не подставляться. Все, жду почту.
Информация поступила рваная, отрывочная. Ксерокопии паспортов, выписки из истории болезней, фото из социальных сетей, служебные характеристики, выписки из домовых книг о месте регистрации и много того, что вообще не нужно.
Я хмуро разглядывал совершенно нормальные женские лица. У Одинцовой строгое лицо, прямые темные волосы, прическа-каре, смотрит исподлобья, как-то взыскательно, как и подобает прокурору. Терапевт Карамышева на вид добрее, но тоже дама с характером — глаза умные, явно немногословная, сдержанная. Обе не толстые, но и не худышки.
На фото в «Одноклассниках» фотограф заставил Одинцову улыбнуться — нормальная в принципе улыбка. У Карамышевой две дочери, мелкие внуки, кажется, дача — грядки, качели, цветущий бульденеж. Нормальный муж с редкими седыми волосами.
Малашенко выше, стройнее, почти на всех фото — загадочная полуулыбка. Носит очки с большими круглыми линзами. Рядом затурканный работой и ежемесячными выплатами муж — такое впечатление, что он на пару лет моложе супруги. Маленький сынишка на крохотном велосипеде.
Что мы ищем, черт возьми?
Снова гадское чувство, что занимаемся не тем — ищем там, где светлее, а не там, где надо. И при этом беззастенчиво вторгаемся в частную жизнь.
Есть ли смысл их выслеживать, копаться в грязном белье? Добыть голоса, образцы почерков. Не факт, что это решит вопрос, но все же…
Болела голова, меня опять тошнило. Я всматривался в их лица, запоминал, сравнивал с посетительницами музея и чувствовал растущую подавленность. Лица на видео были нечеткие, фигуры ни о чем не говорили. Опытная злоумышленница ловким макияжем может полностью изменить лицо; грамотно подобранной одеждой завуалировать особенности фигуры; и даже рост при желании можно изменить!
Коренастая особа предпенсионного возраста отдаленно походила на Карамышеву. Одинцовой могла оказаться спутница мужчины, дама в платочке, одна из блондинок. Светланой Малашенко — две последние.
Эта чертова особа в платке! С ней было не ясно, лица она не показывала, сутулилась, одежда мешком…
Я резко поднялся и — упал обратно — закружилась голова. Работник из меня уже не тот, что прежде… Я подождал, пока пройдет слабость, набрал номер Риммы Казаченко.
— Да, мой генерал, — учтиво отозвалась сотрудница.
— Ты дома? — спросил я. И понял по растерянному молчанию, что это так, — Заметь, Римма, я не очень часто прошу тебя об одолжении, тем более прошу поработать. Сегодня именно тот случай. Сам не могу. Я стар и слаб…
— Минуточку, — перебила Римма, — ты младше меня на семь лет, разве не так?
— Хорошо, я просто слаб. Второго хождения по мукам организм не выдержит. Из дома можешь не выходить, все необходимое найдешь под рукой. Забудь про ребенка, про мужа — уж как-нибудь скоротают вечерок без тебя. Действуй, пока не кончился рабочий день. Сейчас я скину тебе всю имеющуюся информацию, а также записи с камер в музее. Надеюсь на твое орлиное зрение и острое женское чутье.
Несколько минут я вкрадчиво повествовал, одновременно пересылая ей файлы по почте.
— Максимум осторожности, Римма, — внушал я. — Ты работала в полиции, имеешь знакомых медиков, у тебя есть связи и каналы для получения информации — даже не спорь, я знаю. Дело выглядит фантастикой, но все серьезно. Это не учения.
— Я не против, Никита. — Римма манерно завздыхала. — Но сам понимаешь, такое количество работы в единицу времени… Чем расплачиваться будешь?
— Шариками, — фыркнул я.
— Какими шариками? — растерялась сотрудница.
— Надувными, блин… Римма, побойся бога, не так уж часто я прошу.
— То есть новый виток инфляции к моей зарплате за последний квартал не будет иметь никакого отношения?
— И попрошу без финансовых домогательств. — Я не выдержал, засмеялся. — Сделаешь все правильно — сочтемся, не переживай. А я домой поползу, права Варвара — не работник я сегодня.
Глава девятая
Состояние такое, словно где-то в подземелье злые колдуны тыкали иголки в мою куклу.
Я доехал до дома, периодически отключаясь. Меня в этот вечер можно было брать голыми руками. Доплелся до квартиры, растянулся на кровати. Потом пришла Варвара, стала меня раздевать.
Я очнулся в 11 вечера, бродил по дому сонной мухой. Варвара что-то яростно мыла в раковине, спиной выражая полнейшее презрение ко мне. Дернула плечом, когда я положил на него подбородок, но в лоб не дала.
— Так я была права? — строго спросила она.
— О да, — живо подтвердил я, — ты всегда права!
Римма позвонила ровно в полночь, когда сомкнулись стрелки на часах. Я сел на кровати. Завозилась Варвара, отгородившаяся от меня диванным валиком, подняла голову.
— Да, дорогая, слушаю тебя, — сказал я. Варвара вздохнула и отвернулась к стене. — Ты работала весь вечер? — уважительно осведомился я.
— Просто работать мало, — назидательно сказала Римма, — надо еще уметь работать. А это, к сожалению, дано не всем. Цени, Никита Андреевич, умных людей много не бывает. В общем, изучила все, что ты выслал, обзвонила полдюжины хороших знакомых в медицинских и полицейских кругах, добавила в этот винегрет весь тот бред, что ты нес, дождалась информацию от хороших знакомых — вывалила туда же, тщательно перемешала…
Карамышева на виду — при ней дети, внуки и даже муж. Клиническая смерть и пребывание в больнице подействовали не лучшим образом. Она
