А вот глаза ее, беспокойные, цепкие, навыкате, казались случайными на широком и бугристом, с носом картофелиной и со всеми ее подбородками, обманчиво добром и простецком лице. В зачавшихся сумерках они светились странным желто-оранжевым светом, точно две надраенные монеты, и казались удивительно знакомыми. Веня мог поклясться, что прежде уже видел их неоднократно. Вот только где? «Чисто сова», – подумал он.
– А чем тебе сова не хороша? – спросила женщина своим низким, немного ворчливым, с хрипотцой, голосом. – Очень даже приличная птица. Умная, и все такое.
«Что-то у меня с головой», – резонно предположил Лис.
– Конечно, после такого-то приключения может и крыша отъехать, – согласилась женщина. – Да что отъехать, отлететь может! Но, думаю, обойдется, и все с тобой будет нормально. Ты посиди еще тихонько, посиди. Руку я тебе, как положено, обработала. Бальзамом умастила, повязку тугую наложила, – к завтрему уже будешь здоровый. Мазь я, между прочим, самолично делала, по старинному колдовскому рецепту, на мандрагоре. Так что не сомневайся, и побереги пока силы, прыгун, они тебе скоро понадобятся, уж поверь мне.
Веня скосил глаза на туго перевязанную, сияющую белизной бинта руку. Рука словно парила в невесомости или пребывала в теплом футляре, и ей там было удобно и хорошо. То же самое он мог сказать и о самом себе: спокойно и хорошо. «Чудеса…» – подумал Веня, на что женщина никак не отреагировала вербально, только улыбнулась толстыми губами. Губы женщины казались чрезвычайно подвижными, из улыбки легко могли сложиться в упрямую складку, что выдавало наличие характера, если не вздорного, то своенравного. «Э, – подумал Веня, – а с ней лучше дружить».
– А вы, простите, кто? – спросил он, потому что уже пора было начинать что-то говорить.
– Разве ты меня не знаешь? – неожиданно ответила вопросом на вопрос хозяйка.
– Н-н-нет, – как-то неуверенно протянул Веня. – Встречались, кажется, пару раз в лифте, а так…
– Ну, как хочешь. Вспомнил – и ладно. Зови меня Нина Филипповна, – сообщила личную информацию дама. И, опережая Лиса: – Можешь не беспокоиться, тебя и все про тебя я знаю. Ну, или почти все.
– Как это? – проявил непонимание Лис.
– Да нет, нет, – хохотнула Нина Филипповна, – ничего такого. Слухи я не собираю, записные книжки не краду. Знания приходят ко мне через карты.
– Ах да, да… – осенило вдруг Веню. – Ведь вы же гадалка! Я слышал…
– Я не гадалка, – строго возразила Нина Филипповна.
– Так вас все называют…
– Это от невежества. – Нина Филипповна поскучнела лицом. – Народ в массе своей необразованный. И, что печальней всего, не очень-то стремится из этого привычного состояния выходить. Что неудивительно. Если все будут умные и толковые, сразу же наступит конец света. Потому что уже трое умников не могут договориться между собой, а если их, не дай бог, больше – все, туши свет. Нет, я не гадалка. Я – провидица. Ну и немного гадалка тоже…
– Людей еще лечите, – подсказал Веня, кивком указывая на свою руку.
– Это знахарство, – презрительно скривилась Нина Филипповна. – По-настоящему я лечу наложением рук, у меня энергетика сумасшедшая, вилки-ложки в руках плавятся. Могу еще яйцом откатывать…
– Яйцом? – удивился Веня. – Каким яйцом?
– Обычным яйцом, куриным, – подтвердила информацию Нина Филипповна. – Тоже, скажу тебе, наука. Мне от бабушки перешла. Или не от бабушки. Или от другой бабушки… Не важно, в общем, от кого, важно, что оно есть.
– Оно?
– Оно, искусство.
Совсем уже вечерело. Речи бабы Нины, как про себя успел окрестить Нину Филипповну Лис, становились все более бессвязными и путаными, а еще он вдруг уловил исходящий от нее кисло-сладкий, приторный запах непонятного происхождения, от которого его слегка затошнило. Но и идти ведь ему было некуда! Немудрено поэтому, что вскоре он заметил или почувствовал, как из всех щелей-закоулков полезла тонкими струйками тоска и по-тихому стала брать его за сердце, за душу.
– А это кто? – спросил, чтобы рассеять наваждение, Веня и указал на портрет на стене.
– Это Алексей Фомич, муж мой покойный, – ответила Нина Филипповна, проследив взглядом, куда это он указывает. Вздохнув, добавила: – Золотой человек был, летчик, и все такое. Жили мы с ним душа в душу, но все-таки, видно, с женой ему не повезло.
– Не повезло? – удивленно переспросил Лис.
– Нет, не повезло, – подтвердила Нина Филипповна. – Ведь не уберегла я его, значит – не повезло. Ему. И мне также не повезло, раз доживаю свой век в одиночестве. Но мне не повезло больше, ведь у меня вроде как сын есть…
– Сын? – снова удивился Лис. – Где же он?
– Вот то-то же, где он? Бродит где-то по земле, непутевый… – Нина Филипповна задумалась на долгие минуты. – Где-то бродит, – повторила она. – Вообще-то не такой уж и непутевый. Наоборот, он способный, и мои умения перешли к нему все сами собой, по праву рождения. И я ему говорила, оставайся, будь рядом, работай… Но, как и во всем, одних умений мало. Чтобы людей лечить, надо характер иметь стальной. Обязательно стержень должен быть, а у него его вовсе нет. Так, что-то… Впрочем, не знаю, зачем я тебе это все рассказываю, тебе-то уж это знать точно не нужно. Ладно. А знаешь что? Пойдем-ка на кухоньку. Чайку попьем с вареньицем, с каким любишь, а за чаем ты мне о себе расскажешь. Сделаем разбор твоих полетов, как говаривал хозяин мой, царствие ему небесное, а уж он в полетах знал толк. Вот это сейчас будет самое правильное. Я так думаю…
Кухня у бабы Нины действительно была кухонькой: совсем крошечная, но чистая и уютная, в занавесочках и цветочках. Лампа под низким потолком походила на керосиновую, с выпуклым стеклом-абажуром, уложенным на выгнутые ребра каркаса, поэтому, когда Нина Филипповна включила свет, Веня сразу почувствовал, что это место ему нравится и подходит. Чем именно подходит, он, пожалуй, затруднился бы вычленить из общего хоровода смыслов и значений, да он и не стал этим заморачиваться. Вот хорошо – и хорошо, и замечательно.
– Присаживайся, – кивнула Нина Филипповна и занялась чайником.
Небольшой квадратный стол из голубого вытертого ламината стоял в углу, рядом с окном.
