Никита закатывает глаза.
— Ну, конечно, любовь все спасет, не так ли?
— Именно так! Ты знаешь какие-то другие истории?
— Я знаю истории о Ромео и Джульетте, знаю историю о Тристане и Изольде. А еще я знаю, что женщины способны разжечь войну, уничтожить мир. Самого великого завоевателя свети с ума.
— Да, но при чем тут женщины?
— А любовь — самое главное оружие в ваших руках. И вы пуляете им направо и налево, как чокнутые купидоны. Играете, разбиваете сердца, даже в атлантическом океана бросаете на смерть верную. А ведь на этой дощечке, — он носом указывает на телевизор, — достаточно места на двоих, не так ли? Но вы не упустите шанс довести все до трагедии. Эта часть в любви — ваша любимая.
— И это еще ты мне говорил про грабли? Какое кощунство! Между прочим, Джек сам принял решение — подарить жизнь своей любимой.
— Верно, но если бы он этого решения не принял, его бы осудили все, кому не лень. И тогда вряд ли эта история стала культовой. Бедняга Джек просто понял, что если не утонет, то его освистают и женщины планеты убьют его за то, что он пошатнул их веру в Великую Любовь.
— Значит, это не любовь?
— Нет, я этого не говорил.
— Но очень ясно намекнул.
— Я просто сказал, что всякая великая любовь может закончиться великой трагедией. И не всегда она выступает в роли панацеи, и уже тем более, спасителя. — Он замолкает на минуту, потом продолжает. — Роза прожила долгую жизнь. У нее родились дети, она увидела внуков и даже правнуков. Как думаешь, сколько лет из тех, что она прожила, она помнила слова Джека и его поступок?
— Думаю, всю свою жизнь. Каждый день.
— И как ты думаешь, это благодать или наказание?
Я открываю рот, чтоб ответить, но ответа не нахожу. Эта любовь одновременно и благодать, и наказание. В одно время, она, как свет в окне и надежда, а в другое — боль и слезы. Да, и как тут может быть однозначный ответ вообще? Ясно одно — это любовь. И она много стоит! Возможно, она даже стоит всей той боли, что пришлось пережить Розе.
На экране плывут титры, Ник молчит, постукивая пультом по своей ноге. От нужды отвечать меня спасет Макс. Хлопает входная дверь, и вот он уже стоит перед нами с немым вопросом в глазах «А что тут происходит?».
Наш волшебный вечер испорчен.
— Могу я присоединиться? — Спрашивает Максим, кивая на диван.
Ник пожимает плечами, мол «моя хата с краю, ничего не знаю». Взгляд Макса останавливается на мне. Ну вот, опять я крайняя.
— Плевать. — Как можно равнодушнее отвечаю, а сама двигаюсь, уступая место. Ну, если честно, не так уж я на него злюсь. Вернее, злилась, но за неделю, вроде как и поостыла.
— Ань, я хотел извиниться. — Вдруг произносит он, пристроившись рядом. От него пахнет одеколоном и свежестью. И немного алкоголем, что скрывать?
— Вперед. Сделай это. Тем более, что ты назвал меня «Аней», а это уже пятьдесят процентов успеха.
— Ну да. — Он улыбается. — Прости, я вел себя как идиот. — Я поднимаю одну бровь. — Дважды, как идиот.
— Пока не возражаю, продолжай.
— Мне не нужно было спорить на тебя. Это по-свински, я знаю. Но у меня есть оправдание: я был пьяным.
— Протестую, — говорю я.
— Протест принимается, — вмешивается Ник. — Ты всегда пьян. Обвиняемый, у вас есть другие оправдания?
— Офигеть, вы тут целую судебную процессию разыграть решили? — Макс вскидывает руки. — Я просто пришел извиниться. Я всего-то повел себя неправильно, а не убийство совершил.
— Если пришел извиниться, извиняйся, а не ищи оправданий. — Я поворачиваюсь к нему и смотрю в упор.
— Хорошо, я скотина и мне нет оправданий. Я просто не подумал…
— Протестую. — Вновь говорю я, Макс хмурится.
— Протест принимается, ты никогда не думаешь. — Ник поддерживает мою игру. — И ты продолжаешь искать оправдания.
— Да вы запарили! Короче, Ань прости меня. Я козел! Я не должен был это делать! В конце концов, ты дочь Жени, а значит — моя сестра. — Я только открываю рот, чтоб перебить, но он продолжает:- Моя семья, если ты имеешь что-то против «сестры». В любом случае, я вроде как защищать тебя должен, а не обижать так глупо. Мир? — Он протягивает мне кулак.
— Мир. — Я стукаю своим кулаком об его кулак.
— Отлично, если честно, чувство вины так угнетает. — Макс выдыхает. — Мне не понравилось.
— Я удивлен, — цокает Ник, глядя мне в глаза. — Что ты с ним делаешь…
— А что смотреть будем? — Макс хватает пульт. — Сестричка, твои предпочтения? — Пихает меня в бок.
— Ну-у-у, — ною я, — все так хорошо начиналось! И вот снова эта «сестричка»… Когда-нибудь…
— Ты поймешь, что я твой братишка и перестанешь этому сопротивляться. Да. А пока, что будем смотреть?
— Вообще-то, мы тут… — Я смотрю на Ника, тот кивает, давая разрешения мне рассказать то, что происходило до того, как Мак помешал, — мы тут играли в ленивый театр.
— Ленивый театр? — На его лице застыла выражение полной абсурдности. — Противоречивые чувства сейчас во мне. Потому что, слово ленивый мне нравится, а вот театр…
— Да мы просто озвучивали героев с экрана. — Хмыкаю я.
— О, мне нравится. Давайте попробуем. Во, тут фильм «Хатико» есть. Пойдет?
Мы с Ником синхронно киваем.
— И кого я буду озвучивать? — Спрашивает Макс.
— Хатико. — Незамедлительно отвечаю.
— Класс! Главная роль! — На секунду замолкает, потом с взглядом полным недоверия смотрит на нас. — Но это же собака… — Мы снова киваем. — И у нее нет реплик…
— В этом-то вся и фишка, братан! — Ник усмехается. Блин, у него очень милая улыбка. Не такая, какими меня одаривал Дима. У него улыбка «детка, ты будешь моей», а у Ника более естественная, искренняя. Он не так часто улыбается, но когда делает это, то от всей души. Кажется, в нем нет фальши.
Стоп, Аня! Ты опять это делаешь — думаешь о Нике в неправильном ключе! Вернись на землю!
— Ха-ха, — обиженно фыркает Макс. — А вы вдвоем неплохо спелись.
Мы с Ником переглядываемся. Не отделавшись от своих мыслей окончательно, мои щеки заливаются краской. А что если у Никиты врождённая способность читать мысли людей? И именно сейчас он смотрит на меня и слышит все, что я думаю? Боже, как стыдно. Нужно срочно начать думать о чем-то другом.
Кошечки, собачки, птички, бегемотики, бамбук, китайцы, Кинг-Конг… О, Господи, что я делаю? Вот дура. Конечно, он не умеет читать мысли. Что за бред?
Я сажусь прямо и смотрю в экран. Идет заставка к фильму.
— Жаль только, что вы против меня спелись. — Шепчет Максим, и мы начинаем просмотр.
— Боже! Как же больно! — Громоподобный голос Макса сверху пугает меня настолько, что я роняю яйцо и оно с хрустом падает на пол. По плитке растекается слизистая лужица.
— Блин! — Ругаюсь себе под нос. — Поела
