А я на взводе. Волна возмущения уже поднялась. Упрек матери стал именно той точкой невозврата.
Я проглатываю слова: “Мама мне о вас не рассказывала вообще” и отвечаю только тихим “ага”.
Аркадий не прекращает попыток завести со мной полноценный диалог.
Но ничего личного, дядя. Ситуация заранее была обречена на провал. Да скажем спасибо моей матери, которым всем кругом ходила и “много рассказывала обо мне”, а о вас всех даже мимолетом упомянуть забыла.
— Надеюсь, Максим смог хотя бы не обидеть тебя. Он у меня немного… — Аркадий мельком оглядывает сына, который после его слов напрягся, — немного невоспитанный. Но судя по вашему виду — не смог. Скажите мне, насколько ситуация серьезная и хотите ли вы, чтобы мы с Женей вмешались?
— Нет! — Это говорю я и даже очень уверено. Сама с себя поразилась. — Все хорошо. Ситуация не стоит обсуждения.
— Хорошо. — Немного насторожено соглашается мужчина. — Как ты расположилась?
— Неплохо. Даже работу нашла. — Скучающе отвечаю.
— Работу? — Мама снова удивляется. — Но у тебя же скоро учёба начнется. Отдохнула бы! К чему тебе вообще была эта работа?
Внутри меня завели счет другие часы. И тикают по-другому, более угрожающе и зловеще. Эти часы обычно тикают ровно сто двадцать раз, а после взрываются.
Ник и Макс тревожно смотрят на меня. Да знаю-знаю, либо сейчас, либо никогда. Но, черт возьми, все идет через одно место. У меня были сотни разных сценариев, когда я сознаюсь матери, но этот ни на один не похож. Да, идеального варианта здесь быть не может, но будь мы хотя бы наедине. И будь наша встреча менее шокированнее — мне было бы легче выдавить из себя два этих проклятых слова.
Пауза затянулась — тишина опять стала неловкой. Я понимаю, что все ждут от меня ответ, но не могу произнести ни звука. Язык, словно увеличился вдвое и потерял физическую возможность воспроизводить слова. Кожу неприятно покалывает волнение, а ноги вопреки всем моим стоп-сигналам, принялись отбивать чечетку под столом. Если бы я была в обуви, этот стук выдал бы меня с потрахами. А так, это видят лишь Макс и Ник, сидящие по обе стороны от меня. Наши родители, разместившиеся по противоположную сторону, остаются в счастливом неведении.
Ну, давай же, Аня! Всего два слова: “Меня отчислили”. Это так, черт возьми, просто! Чего же ты молчишь?
— Ладно! — Макс хлопает в ладони и этот звуки эхом прокатывается по дому и болью отдается в моих висках. — Лучше расскажите, почему вы приехали раньше?
— Аня перестала отвечать на мои звонки! — Обвинительно произнесла мама. — Что с твоим телефоном, милая?
— Я утопила его в бассейне.
— Почему ты не сказала? Я чуть с ума от волнения не сошла!
— Прежде чем выставлять мне претензии, убедись, что по предъявленным пунктам, у тебя у самой нет промахов, мамочка! Твой телефон выключен уже два месяца.
— Я…Я… — мама совсем опешила от моей наглости. Я и сама в шоке. Это все просто вырывается из меня. Эти недовольства, обида! Я просто не в силах больше сдерживать это внутри. — Я потеряла телефон и не могла восстановить сим-карту, потому что, как ты помнишь, она была зарегистрирована на твоего отца. — Мать на секунду замолкает, переводя дух. — Анна-Мария, почему ты так со мной разговариваешь? Ты хоть представляешь, что я пережила за то время, пока летела сюда? Ты представляешь, как сильно я волновалась, когда услышала от твоей подруги-Лизы, сквозь слезы, что ты уехала от нее давно и с ней на связь тоже не выходишь! — Я пропустила тот момент, когда мама перешла на крик. Но зато мы все заметили, как надломился ее голос и превратился в тихий хриплый шепот. — Я думала, что случилось нечто непоправимое. Меня всего за час разъело чувство виныдо основания. Я ненавидела себя за то, что вообще оставила тебя одну в том городе! Я боялась, что не смогу найти тебя. За что ты так со мной разговариваешь? — Ее жалостливый тон рвет мое сердце на маленькие лоскуты и сжигает их. Моя душа полыхает. Я хочу встать и броситься ей в объятия. Но сижу, пригвожденная обидой и страхом.
— Меня отчислили. — Говорю громко и чётко, понимая, что второй раз я смогу повторить это вряд ли.
— Что ты сказала?! — Мама подалась вперед, округлив глаза. — Как? Почему? Когда?
— Год назад.
— ГОД НАЗАД?! — Она вскакивает с места и принимается ходить вдоль стола. — Но почему? Почему ты не сказала мне?! Я думала, мы честны друг с другом! Аня…
— ТЫ НЕ МОЖЕШЬ, — Я тоже вскакиваю. Последнее, о чем она может говорить — это о честности, — не можешь упрекать меня в том, что я не была с тобой честна! Это просто… просто смешно слушать, мама! Я скрыла, что меня отчислили, но едва ли эта новость важнее о твоей свадьбе, — указываю взглядом на ее кольцо на безымянном, — о свадебном путешествии и о новой семье, ты так не считаешь?
— Аня… — она идет ко мне, но я останавливаю ее жестом руки.
— Не надо. Я боялась рассказать тебе, боялась разочаровать, но ты… Какие у тебя оправдания того, что ты решила не брать меня в свою новую жизнь?
Мама виновато опускает глаза. Я чувствую слезы, падающие из моих глаз и быстро вытираю их рукой. Аркадий встаёт и подходит к матери, предлагая ей свой платок. Я смотрю на это все и понимаю, что во всей этой счастливой картине мне нет места.
Выскакиваю из кухни и бегу в сад, едва различая предметы из-за пелены перед глазами.
Какая же я дура…
11.6
Меня находит на качели Ник. Это к лучшему. Он — единственный, чье общество я могу сейчас вытерпеть. Ни Макса, ни незнакомого мужчину, отчаянно пытающегося мне понравиться, ни мать родную. Думаю, понять меня сейчас способен именно Ник.
Он идет так, словно уверен в успехе нашего диалога заранее — уверенно, спрятав руки в карманы брюк. Глаза его просят меня успокоиться и устно обещают не пытаться меня учить уму разуму или обвинять.
Я успокаиваюсь, когда Ник присаживается и молча обнимает меня. Удобно устраиваюсь на его груди и слышу спокойное сердцебиение. Прикрываю глаза, представляю, что все это происходит не сейчас и не со мной. Мысленно переношусь в параллельную вселенную, где между мной и мамой нет такой пропасти. Где мы весело отмечаем их возвращение, и даже я там к месту. Где за столом льется смех, а не наши слезы. И мы с мамой крепко обнимаемся, шепчем друг другу слова о любви, а не пытаемся найти виноватого.
Первую слезинку я успеваю
