Я качаю головой. Я не хочу здесь находиться, и, если бы не предложение Болы, я сидел бы дома и изучал свой уровень холестерина. Я заинтригован Аминат, но не настолько, чтобы захотеть проникнуть в ее мысли. Она пытается завести беседу, но я не люблю говорить об Утопия-сити. Зачем тогда я живу в Роузуотере? Мне бы переехать в Лагос, Абуджу, Аккру, куда угодно, только подальше отсюда.
– Мне тоже не хочется здесь находиться, – говорит Аминат.
У меня мелькает догадка, что она прочла мои мысли и что Бола свела нас, потому что она тоже сенситив. Это бы меня выбесило.
– Давайте просто притворимся, чтобы Бола не расстроилась. Можем обменяться номерами в конце вечера и никогда друг другу не звонить. Если она спросит завтра, я ей скажу, что вы были внимательны ко мне, с вами было интересно, но искорки не проскочило. А вы скажете?..
– Что вечер был приятный, и вы мне понравились, но что-то не сложилось.
– И еще что у меня прекрасные туфли и восхитительная грудь.
– Э… ладно.
– Хорошо. Договорились. Пожмем руки?
Только руки мы пожать не можем, потому что мои все в масле от акары, но соприкасаемся тыльными сторонами ладоней, как заговорщики. Я вдруг замечаю, что улыбаюсь ей.
Звучит сигнал, и мы видим смутное пятно на куполе, первый знак. Темное пятно становится отверстием. Я видел это не так часто, как должен бы. Первые несколько раз еще смотрел, а спустя пять лет перестал заморачиваться.
Отверстие почти круглой формы, диаметром шесть-семь футов. Черное как ночь, как уголь, как деготь. Выглядит как те темные штуки на поверхности Солнца. Это скучная часть. До первых исцелившихся еще полчаса. Пока что ничего не видно. Микробы носятся в воздухе. Ученые лихорадочно мечутся. Берут пробы воздуха, чтобы попытаться вырастить культуры на кровяном агаре. Тщетно. Ксеноформы не растут в искусственной среде.
На балконе все, кроме меня, делают глубокий вдох, пытаясь набрать в легкие как можно больше воздуха. Аминат отрывает взгляд от купола, изгибается в шезлонге и целует меня в губы. Это длится пару мгновений, и никто этого не видит, все сосредоточены на отверстии. Вскоре я и сам не уверен, что это случилось. И не представляю, что это может значить. Я умею читать мысли, но женщин все равно не понимаю.
И вот началось, внизу слышны первые восторженные крики. Невозможно ни проверить, ни узнать точно, какие болезни исчезают первыми. Если нет очевидного уродства или признака вроде желтухи, бледности или перелома кости, заметных изменений не будет, кроме эмоционального состояния исцеленного. Внизу, ближе к куполу, паломники помоложе уже делают колесо и рыдают от благодарности.
Поднимается мужчина, которого принесли на носилках. Поначалу он шатается, но потом шагает увереннее. Даже с такого расстояния мне видно, как широко распахнуты его безумные глаза и как быстро движутся губы. Новички не могут поверить.
Все происходит вспышками, а иногда кругами, которые расходятся по собравшейся толпе. Излечивается все: и незначительные, и чудовищные болезни.
Отверстие уже уменьшается. Сначала это заметно только мне и ученым. Они суетятся все сильнее. Один из них орет на остальных, но я не знаю почему.
Я слышу рядом звонкий смех. Аминат смеется от счастья, держит руки в сантиметре от лица, по щекам текут слезы. Она всхлипывает. Только сейчас я понимаю, что она тоже пришла за исцелением.
И в этот момент мне приходит сообщение. Я смотрю на свою ладонь и читаю текст на гибком подкожном полимере. Это снова босс.
«Кааро, перезвони сейчас же. Я не шучу».
Глава вторая. Роузуотер: 2066
Среди ночи я прибываю в Убар. Выхожу из последнего поезда, меня ждет машина. Убар – это район между Северным ганглием и самой широкой частью реки Йеманжа. Мы едем вдоль берега, потом сворачиваем на пустые дороги к темным зданиям. Водитель останавливается перед внушительными железными воротами и ждет, пока я выйду, потом уезжает.
Я вхожу в здание, принадлежащее Министерству сельского хозяйства. Снаружи это простая двухэтажная постройка, и табличка на ней обычная – покрытый пылью герб Нигерии. Внутри – приемная и офис с открытой планировкой. На одной стене – фотографии президента в рамках, на другой – мэра Роузуотера Джека Жака. Все как обычно. Не задерживаясь, я проношусь через помещение, и моя РЧИД считывается безошибочно, как рак.
Направляюсь прямиком к лифту, идущему на подземные этажи. Они заняты и контролируются Отделом 45, или О45. Большинство никогда не слышало об этой малоизвестной ветви власти. Я о них знаю только потому, что работаю на них. До этого я был искателем и вором.
В О45 я занимаюсь в том числе допросами. Ненавижу допрашивать.
Сейчас три ноль-ноль, мы в темной комнате для переговоров. Два агента в черных костюмах стоят по бокам от заключенного, раздетого и привязанного к стулу. Глаза у него завязаны. Агенты не разговаривают, и я не знаю, какие им нужны сведения. Я не пробую их прочитать, потому что организация не прислала бы тех, кто что-то знает. Это часть идеи какого-то бюрократишки о том, что мозг объекта должен быть не запятнан ожиданиями. Они хотят, чтобы я скопировал всю информацию из его памяти. Это невыполнимая чушь, но сколько бы я ни передавал служебных записок сильным мира сего, они все равно требуют проводить допрос таким же образом.
Нельзя переписать данные с мозга на мозг, как файлы.
Передо мной мускулистый чернокожий мужчина без следов побоев, он прерывисто дышит. Время от времени он говорит «пожалуйста» на канури или хауса. Иногда он пробует игбо и йоруба, но я не уверен, что он свободно говорит на каком-то из этих языков. Мне не по себе, и я останавливаюсь в полуметре от него. Вхожу в ксеносферу. Для начала убеждаюсь, что он не сенситив. Я-образ похож на связанного мужчину. Это хорошо, значит, я не проведу тут всю ночь.
В голове у него насилие. Я вижу двоих людей, избивающих третьего в каком-то месте, похожем на задний двор. Мужчины наносят по очереди удары руками и ногами, а их жертва пытается не упасть, прикрываясь насколько возможно рукой. Человек избит, перепачкан, изо рта и носа сочится кровь. Кажется, он не боится. Более того, он, похоже, дразнит своих мучителей. Нападающие темнокожи, носят форму, береты и очки, сделанные так, чтобы они выглядели одинаковыми. Они не из нигерийской армии или полиции, по крайней мере, судя по униформе. При ближайшем рассмотрении она кажется самодельной, как у народной дружины. Кобур у них нет, но у одного сзади из-за пояса торчит пистолет.
Есть еще кое-что странное: я не чувствую запаха двора и не ощущаю на
