— Я дам тебе всё, что пожелаешь.
— Джим, ты же не можешь рассчитывать получить ценное знание просто так, не предлагая ничего взамен. Мне нужно будет от тебя что-то существенное.
— Назови что нужно, и я достану это.
— Ты коллекционер историй. Ну так расскажи мне историю. Что-то, чего я не знаю. Расскажи, и я спасу твою дочь. Но это должно быть что-то важное. Что-то экстраординарное. Да, и ещё — ты первый. Ты должен рассказать свою историю первым, до того, как я помогу тебе, — сказал он с блуждающей улыбкой на губах, наслаждаясь ароматом чая.
— Через час сорок умрет моя дочь. Помоги спасти её, а затем я расскажу тебе все истории, которые я знаю. Без исключения. Но только спаси её, умоляю!
— Джим, мой друг. Сто пятьдесят тысяч людей умирают каждый день. С того момента, как ты прошел через эту дверь, — он кивнул, — уже умерло три тысячи человек. Скажи, в чем важность какого-то одного? Как меня может волновать, что кто-то умрет?
— Потому что это моя дочь! И я сижу здесь, напротив тебя, умоляя. И Эйдан, которого ты встретил в семьдесят втором, был моим учителем.
— А-а-а. Помню, помню. Так это он все задумал? — он закивал и постучал указательным пальцем по губам. — Ну и что? На этой планете живут восемь миллиардов человек. Какоезначение имеет один, если вокруг их целых восемь миллиардов?
Во мне закипала кровь, прилив ярости подступил к вискам.
— Что ещё может иметь значение, если не люди, Ли?
— Скоро на этой планете их будет сто миллиардов. А затем и триллион. Ты думаешь, что и тогда индивидуум будет кого-то волновать? Это человеческая инфляция, Джим. Чем больше людей, тем менее важными они становятся. Человеческая инфляция.
Ли отрешенно рассматривал рыбу, обхватив руками колено. И затем:
— Я не спас свою племянницу, почему я должен спасать твою дочь?
— Ты не спас кого?!
— Свою племянницу.
— Ты?… Не спас?… Свою?… Племянницу?
— В семьдесят первом её арестовали хунвейбины. Я мог освободить её одним звонком. Который я так никогда и не сделал. Все об этом знают, Джим.
Он, выдвинув вперед подбородок и посмотрел вверх, как будто пытаясь высмотреть что-то в квадрате серого неба над нами. Кирпичные стены давили со всех сторон — мы сидели в каменном колодце. Сад превратился в камеру.
— Ты мог спасти свою племянницу, но не сделал этого? — я не мог поверить своим ушам.
— С того самого момента моя сестра так ни разу и не заговорила со мной. И не заговорит. Почти пятьдесят лет я не слышал её голоса. Ни одного слова, Джим. С тех пор она молчит.
Он продолжал смотреть вверх отсутствующими глазами.
— Но почему!? Почему ты не спас её?
— Как раз эти самые слова я слышал от сестры последний раз. Тогда, в холодном семьдесят первом. Здесь же, на этом самом месте…
— И что же ты ей ответил? — я прошипел яростно.
— Как я могу заботиться о ком-то одном? Об одном индивидууме? В чем может быть важность одного человека? Человеческая инфляция, Джим.
— Но как… Как ты мог… — я замер с открытым ртом.
— Как я мог что?
— Жить все эти пятьдесят лет? Сколько раз ты пытался убить себя?
— Зачем? Как можно оставаться объективным и рациональным, если ты заботишься о ком-то? Если ты зависишь от кого-то?
Я смотрел на него, не в силах пошевелиться.
— Как можно управлять миллиардом человек, если ты заботишься об одном? — спросил он. — Ты не можешь позволить себе иметь любимчиков. Разумеется, нужно притворяться, что заботишься обо всех. Иначе ими труднее управлять. Но отдавать кому-то предпочтение — это слабость. Надо уметь жертвовать, Джим.
Я уставился на него, не моргая.
Планк — мутант!
— Видишь, Джим, во мне не осталось жалости. Ни капли — я высох. Так что тебе лучше рассказать мне хорошую историю. Что-нибудь большое. И ради бога, забрось надеждудостать из меня ответ пытками. Ничего хорошего из этого не выйдет, уверяю.
— А что, если она тебе не понравится? Что, если история будет недостаточно большой? — глухо произнес я, все ещё не силах поверить в происходящее.
— Тогда ты получишь неверный ответ. Но узнаешь ты об этом только когда уже будет поздно. Так что, Джим, расскажи мне историю.
— Остался час сорок до того, как Мария умрет. На другую историю уже не останется времени. Так какую же историю мне рассказать?!
— Давай начнем с того, почему ты кусал ногти.
— Что?? — я уставился на него.
— Расскажи мне, почему ты несчастлив. Ты же наверняка потратил кучу времени, чтобы разобраться в этом. И наверняка многое узнал. Но, Джим, прошу… Я чувствую крысу за милю. Будь открыт и честен. — он посмотрел на меня сверлящим взглядом, не моргая. — Иначе твоя дочь умрет.
Это ловушка. Не было решительно никакого способа проверить, даст ли он мне правильный ответ. Да и есть ли вообще у него ответ? Это всё могла быть имитация, обман. Что если Ли — это колоссальный шофер, гигантский притворщик, способный обмануть даже Эйдана?
Он наблюдал за мной, прищурившись, изучая.
— Поверь. Это самый лучший способ найти большую идею. Просто следуй течению, и оно выведет тебя на что-то важное. Это твой единственный шанс спасти дочь. Так что расскажи мне, Джим, почему ты несчастлив?
0 дней, 1 час, 38 минутЯ закрыл глаза и выдохнул:
— Я потерял веру в людей.
— В людей?… И почему?
— Я пытался им объяснить, что с ними делают группы. Как группы обманывают их, манипулируют. А взамен… — я умолк.
— Что?
— Взамен меня заклеймили заносчивым эгоистом, думающим только о себе. Считающим себя лучше других… Меня презирают, Ли… И в ответ я начал презирать их.
— Хм. Ну и как же группы манипулируют людьми?
— Даже не знаю с чего начать. Куда не посмотреть, везде одно и тоже — сплошной обман.
— И все-таки…
— Хорошо, — я вздохнул. — Человеческое общество, как самая большая группа, хронически нам лжет. Возьми хотя бы цели, которое оно в нас закладывает. Практически все они фальшивые. Нас с детства инфицируют ложными целями, которые нужны обществу. Не нам, а обществу! Не нам, а другим. Для них мы просто собака, радостно бегущая за брошенным мячом. Да мы, собственно, и есть эта собака.
— Собака, бегущая за мячом? — спросил Ли.
— Было время, когда я любил сидеть на пляже и просто смотреть на горизонт. Вокруг выгуливали собак и время от времени бросали им всякие палки или резиновые мячи. Ты бы видел то слепое удовольствие, даже счастье, которое это доставляет псу. И ни разу она не остановилась и не задумалась, на кой черт ей этот мяч и вообще, зачем она бежит в этом направлении?
— Автоматическая реакция. Рефлекс. Так устроены собаки. Это
