Поначалу Брюкс решил, что она опять с ним играет и получает садистское удовольствие от страха жертвы. Но потом вспомнил, что ничего подобного она никогда не делала; к тому же явно не хотела его убивать: факт того, что он до сих пор не умер, являлся лучшим доказательством ее намерений. Однажды ночью Брюкс решил бросить ей вызов и крикнул в ночь: «Эй! Тебе когда-нибудь надоест изображать из себя монстра?» – и она вышла на свет: руки развела, губы поджала; наблюдала за тем, как он смотрит на нее. Спустя несколько минут Валери ушла, но Брюкс понял, чем она занималась. Вампирша была антропологом и приучала примитивного дикаря к своему присутствию. Приматологом из прошлого, втирающимся в доверие к обреченной колонии бонобо: последнее исследование перед тем, как весь вид отойдет в мир иной.
Теперь она иногда сидела с другой стороны костра и загадывала ему загадки; вела себя, как демонический инквизитор, оценивающий его пригодность прожить еще ночь: задавала вопросы о коммивояжерах и гамильтоновых циклах. Брюкс поначалу пришел в ужас: боялся и отвечать, и не отвечать, убежденный, что хоть Валери и держит его в живых, но ее интерес пропадет моментально, стоит ему хоть раз сесть в лужу с разгадкой. Он выкладывался по полной, но знал, что недостаточно хорош. Да что он вообще знал про упаковку контейнеров и полиномиальное время? Как смертный мог угнаться за вампиром? Однако Валери его до сих пор не убила. И не превратила в камень с помощью пары слов. Не выстукивала странные ритмы кончиками пальцев и не оставляла изменяющие разум иероглифы, выцарапанные на песке. Они уже были выше этого.
К тому же Дэн начал угадывать правильные ответы, хотя не очень понимал, как это делает.
* * *Брюкс отправился на поиски с очевидного указателя: волшебной чаши для омовения и упрямого пятачка зелени, опоясывавшего ее зеленым зрачком. Взял образцы воды, соскреб пару крошек с камня, выдернул травинки из земли и все прогнал через баркодер. Нашел кучу обычных бактерий и парочку чистопородных, в большинстве своем гнилых от горизонтального переноса.
И только одна из них светилась в темноте.
Конечно, все было не так очевидно: судя по крохотной плотности, которую показала машину, ночью никто не увидел бы ее невооруженным глазом. Флуоресценцию Брюкс вычислил по последовательности гена: 576 нуклеотидам, которых здесь не должно было быть, – линии сборки для протеина, светившегося красным в присутствии кислорода. Своего рода маркеру, маяку.
Поначалу Брюкс не смог ничего прочитать: видел свет, но другие гены казались ему ничем не примечательными. Как дорожный знак в пустыне без всяких дорог. Тогда он позволил вести себя рукам и ногам – ответ находился где-то рядом.
Дэн изучал коридоры и кельи со стенами, обитыми деревом, в южном конце комплекса – тут вынесли все, ободрали комнаты до основания, только светлые прямоугольники на выцветшей тупой краске отмечали места, где некогда висели картины. Нашел пару костяшек Масасо в углу за разбитой дверью и то, что осталось от его мотоцикла: покореженный руль, вилку оси и растянутый пузырь шины, торчавший из-под упавшей стены перекачанным мячом.
И только поздно ночью он обнаружил труп.
Раньше тела ему не попадались. Скорее всего, власти от них избавились. Или остальные монахи каким-то образом сбежали, хотя все вокруг говорило об обратном. В конце концов, в мире случались и более странные вещи.
Дэн проснулся ночью, когда до него донесся стук падающих камней, а память каким-то образом проложила дорогу среди руин, куда даже звездный свет не добирался. Ноги нашли путь через обломки, ни разу не оступившись; уши отслеживали тихий перестук гравия, бежавшего по новым склонам в темноте. В конце концов, Брюкс пришел к заостренной тени, которой раньше тут не было, – свежему углублению, зиявшему сквозь расколотые плитки. Дрожа, он встал на краю ямы и принялся ждать, когда небо посветлеет.
Постепенно в глубине оттенками серого проявлялся труп: смутной бесформенной каплей во тьме; тенью, торчавшей из сваленных в кучу обломков; мешком с черными палками, завернутым в рясу. Он лежал на спине, похороненный по пояс. Тело мумифицировалось на пустынном воздухе, усохло до костей и коричневой кожи. Возможно, монах лежал, мирно скрестив руки на груди, но сейчас они скорчились и скрутились, будто от тяжелой болезни: запястья вывернулись, пальцы впились в грудину.
«Он указывает на себя, – понял Дэн. – На себя…»
И с искрящейся ясностью вновь обретенной веры Дэниэл Брюкс наконец увидел мертвеца тем, чем он был на самом деле.
Знаком.
* * *– Это действительно был сигнал, – рассказал он Валери, когда она появилась в следующий раз (две ночи спустя или три?). – Он указывал на себя.
После откровения все казалось таким очевидным: та же последовательность, что кодировала флуоресцентность, содержала и другую информацию; одна спутанная нить аминокислот выполняла вполне обычные биологические функции и одновременно передавала тайное послание любому, кто знал правильный алфавит.
Не просто сигнал или послание, а диалог: ген и протеин говорили друг с другом. Прямая транспонировка аминокислот в буквы: валин, треонин, аланин превращались в «the»; фениланин, глютамин, валин, аланин – в «fate»; серин рекрутировали для пробела или конца абзаца – в зависимости от версии. Флуоресцирующий протеин передал одно сообщение:
the faery is rosy
of glow
in fate
we rely…
А взаимодополняющие кодоны, направлявшие его конструкцию, – второе, уже с другим алфавитом:
any style of life
is prim
oh stay
my lyre…[278]
Структура вольного стиха была упакована в жалкие 140 кодонов. Чудо криптографической эффективности. Очевидно, Брюкс, наконец, сдвинулся с мертвой точки.
– Последовательность несет послание и коды для протеина. Тот флуоресцирует, и внутри него скрывается ответ. Это не загрязнение и не горизонтальный перенос, а стихотворение.
– Не для тебя, – сказала Валери. – Ты ищешь кое-что другое.
«Нет, – подумал он. – Это ты ищешь».
– Дело не в сексуальном возбуждении, – произнес он спустя несколько секунд и зажег костер.
– Да, я не кончаю, заботясь об отсталых, – ее глаза вспыхнули красно-оранжевым. – Я – не Ракши Сенгупта.
– Тогда зачем ты здесь? Явно не ради моей замечательной компании.
Она не стала его разубеждать.
– Так для чего? – спросил Дэн.
Лицо Валери было непроницаемо:
– А ты как думаешь?
– Подозреваю, что я – дешевый работник. Шансы на то, что здесь есть нечто ценное, велики, и одновременно слишком ничтожны, чтобы тратить на них усилия. У тебя так много дел. Поэтому время от времени, после захода солнца ты являешься сюда и обозреваешь мои находки.
Валери пристально смотрела на него несколько секунд. Брюкс взглянул в ответ на это слегка волчье лицо, живое от танцующих теней, и задумался, когда оно перестало его пугать.
– Дэниэл, – сказала она, наконец. – Ты так себя
