В режиме пассажира эмоции ленивы и неповоротливы. В момент выстрела Асанте ничего не чувствует, шок приходит позже. Ужас еще только показывается на горизонте, когда случайный рикошет отправляет Коджо на место водителя.
Пуля не проникает внутрь – чтобы пробиться сквозь крисомаллоновую [244] броню, плотно обтягивающую кожу, надо побольше сил – но векторы все же взаимодействуют. Инерция переходит от маленького быстрого объекта к медленному и большому. Мозг Асанте вздрагивает в своей полости; мясо ударяется о кость, отскакивает. Серое вещество получает легкую травму, и где-то глубоко в какой-то важной цепи случается короткое замыкание.
Конечно, сначала вспыхивает боль, она, как напалм, разливается по голове, пока эндокринные помпы ее не тушат. В сетке данных огонь, пламя статики и алая иконка, предупреждающая об отключении З-режима. Но потом происходит чудо: Коджо снова видит. Высоко стоящее солнце в ярко-синем небе. Далекую линию горизонта. Столбы маслянистого дыма, поднимающиеся от развороченных машин.
И тела.
В паре сантиметров справа воздух трещит. Асанте инстинктивно падает на палубу, скользкую от крови и серебряных чешуек, давится из-за неожиданной вони, идущей от раздутых рыбьих трупов, которые распирают садок прямо перед ним. («Гибриды атлантического кижуча, – помимо воли замечает он. – Может, даже с новыми генами Шоуэлла»). Турель на гусеницах искрит и дымится с другой стороны, в ее корпусе зияет дыра.
Предплечье Асанте закрывает тень. Откуда-то с неба прыгает Тивана, дифракторы сдвинуты на лоб, глаза бешено танцуют в глазницах. Она зачищает участок, изящно, как стрекоза, приземляется на одну ногу, второй бьет спазматическую турель. Та искрит в последний раз и падает в садок. Тивана исчезает, спускаясь по ближайшему трапу.
Асанте поднимается на ноги, крутится, ища угрозу, не видит ничего, кроме поверженных врагов: курящиеся обрубки автотурелей по периметру, тела мужчины с отстреленной рукой и женщины, которая тщетно тянулась к валяющемуся вдалеке гарпуну. А еще маленькую хрупкую фигурку, чуть ли не вплавленную в палубу: черные палочки вместе рук и ног, белые зубы, осклабившиеся на обгоревшем черепе, все вместе держит растекшаяся лужа оранжевой ткани и поливинилхлорида. Асанте видит все. Не просто отдельные кадры в тумане: нет, дело рук Зеро впервые предстает перед ним с панорамным обзором и иммерсивной четкостью.
«Мы убиваем детей…»
Даже тела взрослых не похожи на бойцов. Максимум на беженцев, которые поневоле решили взять силой то, что иначе не получили бы никогда. Может, они просто хотели добраться до какой-нибудь безопасной зоны. Накормить своих детей.
У его ног смердящий ковер из мертвого лосося бесшумно смыкается над упавшей турелью. Нет, они не кормили никого, кроме миксин и червей.
«Я превратился в сахилита», – Асанте чувствует, как внутри все немеет. Он вызывает интерфейс, не обращает внимания на непонятную ауру по краям зрения, выбирает GPS.
Даже близко не Гондурас. Это Мексиканский залив.
Никто в здравом уме не сунулся бы сюда с рыбофермой. В лучшем случае в водах залива сейчас нет кислорода; в худшем они просто огнеопасны. «Caçador», наверное, дрейфом прошел через Юкатанский канал, а здесь попал в петлю вихревого течения. Вся рыба тут же задохнулась, как только попала в мертвую зону.
Но гиланды не отданы во власть течений. У них есть рудиментарные двигательные установки, они могут причаливать и отчаливать, менять потоки, ложиться на другой курс. То, что «Caçador» настолько далеко забрался в Мексиканский залив, говорит либо о катастрофическом сбое оборудования, либо о чудовищном невежестве.
Первую возможность Асанте может проверить. Он, покачиваясь, идет к ближайшему трапу…
…но тут Тивана и Акоста выпрыгивают из-под палубы. Акоста хватает Коджо за правую руку, Тивана – за левую. Они даже не замедляются. Асанте волочит ноги. Из-за толчка и скорости висок снова колотит от боли.
Он кричит:
– Двигатели…
Новая боль, уже с другой стороны, острая и повторяющаяся: древний грузовой пояс покачивается туда-сюда на теле Акосты, потертая нейлоновая полоска, продетая через набор свинцовых блоков. Как будто тебя бьет крохотный таран. Асанте даже становится интересно, где Акоста достал эту рухлядь; но тут его внимание привлекает Гэрин, он появляется неожиданно, на плече несет чье-то маленькое окровавленное тело. Свободной рукой подхватывает обломок расчлененной турели и несется дальше.
Все бегут к фальшборту.
Тивана вставляет в рот загубник, натягивает дифракторы. Разряжает обойму прямо в палубу перед собой, практически у воды: пули рвут пластик и выгоревшее на солнце стекловолокно, ослабляя причальный кнехт, старый и железный. Она наклоняется, подхватывает его, прижимает к груди, по-прежнему крепко держа Асанте. Он слышит, как с тихим треском выскакивает из сустава кость за секунду до того, как все прыгают в воду.
Они падают головой вперед, их тащат сто килограмм импровизированного балласта. Асанте задыхается, вставляет загубник в рот; выкашливает морскую воду через слив и жадно всасывает свежий гидрокс. Давление обрушивается на барабанные перепонки. Асанте сглатывает, потом еще раз, умудряется опередить разрыв буквально на пару миллибар. Свободы у него достаточно, чтобы вцепиться в лицо и натянуть дифракторы на глаза. Океан тут же приходит в фокус, чистый, как кислота, пустой, словно зеленое стекло.
Но потом все заслоняет белизна.
В этом ослепляющем мгновении видны четыре тонких потока пузырьков, поднимающихся к неожиданно раскалившейся поверхности. Четыре темных тела, падающих прочь от света. Громовой раскат разносится в воде, глубокий, низкий, он скорее чувствуется, чем слышится. Идет отовсюду и ниоткуда.
Поверхность океана в огне. Какая-то невидимая сила сверху рвет в клочки их инверсионный след, раздирает пузырьки на серебряное конфетти. За ними неумолимо гонится ударная волна. Океан раздувается, отступает. Сжимает Асанте, словно в кулаке, растягивает как резину; Тивану и Акосту уносит обратным потоком. Коджо бьется, восстанавливает равновесие, когда сверху материализуются какие-то заостренные формы: оторванные куски заминированного гиланда медленно и торжественно падают в глубину. Клин, оставшийся от палубы и трапа, запутавшийся в оптоволокне, проплывает буквально в паре метров. Тысячи стеклянных рыбьих глаз смотрят из сети, пока обломки растворяются во тьме.
Асанте ищет пятый след из пузырьков, последнюю черную фигуру, которая могла бы уравновесить тех, кто ушел, и тех, кто вернулся. Но наверху никого нет. Внизу еле различимый человек – кажется, Гэрин – вставляет свой загубник в рот телу, обмякшему на его руках. А под ним клубится чернота, заметная даже на фоне глубины: акулоподобный силуэт держит строй в медленном дожде из обломков.
