Кабинет Дитриха я нашла без труда, хоть раньше я там и не была, но он так хорошо объяснил, что затруднений не возникло. Пройти сразу к нему я не смогла, поскольку он был занят, да и около кабинета сидела дама, тоже ожидавшая разговора с ним. На сканирование я не торопилась, напротив — стремилась отложить его как можно дальше, поэтому присела рядом с ней. Лицо ее мне показалось знакомым, но вспомнить, где я ее видела раньше, не удавалось, как я ни ломала голову. Возможно, я ее видела слишком давно или встреча была случайной и незначимой для меня. Но делать было нечего, так что я прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться получше, и начала вспоминать. Я пыталась подставлять ее лицо к разным ситуациям и местам и все больше убеждалась, что видеть ее раньше не могла. Громкий всхлип, донесшийся от нее, был неожиданным и заставил меня вздрогнуть. Я открыла глаза и посмотрела на соседку. Она прикладывала к глазам совершенно мокрый носовой платок.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — невольно спросила я.
— Нет, спасибо. — Она помотала головой и попыталась удержать еще один всхлип. Но он прорвался, сдавленный, но хорошо узнаваемый. — Извините. Я не хотела вам помешать.
— Может, вам принести воды? — предложила я.
— Вода мне не поможет, нет! — От моего участия она окончательно перестала держать себя в руках и разрыдалась. — Богиня, за что мне это, за что? Да и не мне, моим детям — им-то за что расплачиваться за мою ошибку?
То, что она сидела перед кабинетом мужа, говорило об одном — у ее детей, судя по всему, уже достаточно взрослых, проблемы были из-за запрещенной магии. Использования, хранения запрещенных ингредиентов или книг.
— Вы им передали какие-то знания? — осторожно спросила я.
Она судорожно втянула в себя воздух и испуганно затрясла головой. Глаза у нее были совсем красные и подпухшие.
— Что вы? Как можно? — с трудом выговорила она. — Да и не было у меня ничего запрещенного. И у мужа не было. Откуда только старший взял? Он так и не признался ни на следствии, ни нам…
— Что взял?
— Не важно. — Она опять всхлипнула. — Это совсем неважно. Это моя вина. Я не должна была этого делать.
Я перестала понимать свою собеседницу окончательно. В чем ее вина, если она даже не знает, откуда что-то взял ее старший сын?
— Что вы не должны были делать?
— Выходить замуж за Отто, — неожиданно ответила она. — Мне говорили, что дети от этого брака пострадают, но я не верила.
— Кто вам говорил? — скептически спросила я.
— Один инор. Он хотел на мне жениться, вот я и подумала, что он говорит неправду, чтобы я рассталась с Отто и вышла за него. Рассмеялась тогда, была уверена, что с мужем мы будем счастливы. — Она неожиданно разоткровенничалась, как это иногда бывает в разговоре с незнакомым человеком, которого ты единожды встретишь, а дальше он навсегда исчезнет из твоей жизни. — И хотя я изредка вспоминала слова Франца, которые он мне сказал на следующий день после того, как мы с Отто сходили в храм, но они не омрачали моего счастья, разве что немного.
— И что такого он вам сказал?
— Сказал? «Ты еще вспомнишь мои слова, дорогая. Все твои дети будут иметь проблемы с Советом Магов. Зря ты это сделала. Нужно было тебе выходить за меня, тогда не пришлось бы расплачиваться за свой выбор». Но расплачиваются мои дети…
Слова она выговаривала четко, словно время от времени повторяла, чтобы не забыть. Наверное, слишком сильное впечатление на нее произвел давний разговор с неудачливым поклонником. Намного более сильное, чем она готова признаться постороннему человеку.
— Вы себя накручиваете, — попыталась я ее успокоить. — В любом случае, если дети взрослые, они расплачиваются за то, что сделали сами, а никак не за то, что их мама вышла замуж за папу. Сами подумайте — магия предсказаний у нас не на высоте. Даже во дворце предсказательницу держат, потому что принято, а на ее прогнозы не очень-то обращают внимание. Ваш поклонник все выдумал, это простое совпадение.
— Нет, наследственность. — Голос ее был хрипловатый от пролитых слез и очень несчастный. — Мужа подозревали в занятиях запрещенной магией, но ничего не доказали. Я тогда была уверена, что наговаривают. Но не теперь. Оба сына, оба сына пострадали!
Она разразилась громкими рыданиями, уже никого и ничего не стесняясь.
— Возможно, на них тоже наговаривают. — Я осторожно погладила ее по плечу. — Ваш поклонник сказал те слова со зла, я уверена. Возможно, он сожалеет о них, если совсем не забыл. К этому времени у него наверняка уже собственная семья есть.
— Есть. — Она горько усмехнулась, проглотив рыдание. — Но это ничего не изменило. Мне кажется, он и женился, лишь бы сильнее меня уязвить. Его выбор был таким странным. Не думаю, что она любила его, но все же вышла. Быть может, от отчаяния?
— А он? Он влюблен?
— Мне кажется, нет, — ответила инора. — Не поверите. Не так давно мы встречались, и он спросил: «Дорогая, ты еще не раскаялась в выборе? Все еще можно изменить…»
— Он же женат?
— Сказал, что разведется ради меня. — Она больше не плакала. Рассказ о столько лет влюбленном иноре ее успокоил. — Детей у них нет.
Я недоверчиво на нее посмотрела. Мне казалось, уж в ее-то возрасте страсти должны давно утихнуть. Я не исключала, что со стороны давнего поклонника была лишь мания добиться своего, а при получении согласия он сразу пошел бы на попятную. Инора комкала носовой платок и на меня не смотрела. Платок уже не комкать — выжимать надо было, но лучше взять другой. Правда, сейчас моя собеседница не плакала…
— Думаете, разведется? — недоверчиво спросила я.
— Да. Мне кажется, да, — уточнила она. — Но я за него ни за что не выйду. Меня он пугает с нашей первой встречи, даже не знаю почему. Да и эту девочку, его жену, мне жаль. Фридрих с ней так жестоко поступил.
— Вы говорили, его звали Франц, — напомнила я, уверенная, что собеседница заговаривается.