Я ни во что не вмешивался, иногда только подталкивая события в нужном направлении, очень хотелось домой. Почитав допросные листы, я окунулся в такую грязь, что меня просто корежило. То ли дело у меня в маркизате! Конечно, все не могут быть одинаково счастливы, но у меня нет свиты, только воины, мастера и работники, и все практически в равных условиях.
Очень хотелось увидеть сына, он уже начал ходить, и теперь за ним гонялись не одна нянька и кормилица. А еще окотилась Ночка и привела трех котят, никого не подпускает к ним, кроме Кокетки, а все говорили, что они в неволе не размножаются… С другой стороны, какая у них неволя, да у них воли больше даже, чем у меня. Эх, интересно поглядеть и на Виктора, и на котят, да и по Алексии я соскучился, но ту скоро увижу. Все, после коронации еду в маркизат, а там посмотрим.
* * *Бывший начальник охраны Эрлика не спеша шел к воротам на выход из города и толкал перед собой тележку. Одет он был в видавший виды теплый плащ, залатанные штаны, а на ногах у него были разбитые сапоги. В тележке лежали несколько неплохих деревянных тарелок, десяток деревянных ложек и три деревянные ступки с пестиками. Ни дать ни взять простой резчик по дереву, идущий на рынок продать изготовленный им товар.
На воротах стоящий вместо стражника кентиец, огромный детина, небрежно оглядел товар в тележке и махнул рукой, мол, проходи. Петра де Миторн, так звали бывшего начальника охраны, ступил на мост, и его шаги гулко отдавались от настила. Очень хотелось побежать, но он сдерживался изо всех сил, чтобы даже не ускорять шаг. Наконец он перешел мост и углубился в кривые улочки посада. Тут можно пойти и быстрее, но он уже успокоился и не спешил. Из города он вырвался, перед этим две недели прожив в доме у одной из женщин мадам Бюэр. Он иногда посещал ее, не афишируя, кто он на самом деле, а играя роль простого десятника стражи. Пришлось изображать пылкую страсть и даже делать очень прозрачные намеки о возможном переходе дамы из статуса девушки для увеселения в статус замужней матроны.
Страсть было изображать легко, потому что девушка была приятна и лицом, и фигурой, скромна в общении и страстна в постели. Хуже было только то, что она начала задавать вопросы, когда он принес домой эту дрянную одежду и деревянные изделия, которые купил. Одежду он приобрел у старьевщика, а посуду – у мастера-резчика. Девушка поняла, что квартирант решил поменять свои планы и скрыться, так и не изменив ее социальный статус.
Ей было жалко не только денег, потраченных на этого хлыща, но и своей мечты, которая должна была вот-вот разбиться. Довольно частые стычки с клиентами, не желающими платить, научили ее добиваться своего, несмотря на ее добрый и покладистый характер.
Де Миторн понял, что сейчас может начаться выяснение отношений и скандал, который привлечет ненужное внимание соседей или патрулей. Он улыбнулся и развел руками.
– Милая, ты же знаешь, я был стражником, а сейчас такое время, что не сильно разбираются и могут просто смахнуть голову, – проговорил он, подходя к ней. – Не сердись, дорогая, дай я тебя поцелую. – Он обнял ее и припал к губам, а потом резко сломал ей шею.
– Так будет надежней, моя милая, – приговаривал он, сбрасывая ее в подпол.
Спокойно переночевал, и утром, хорошо позавтракав, напялил на себя приобретенное тряпье, отправился в посад по одному ему известному адресу, за расчетом. Работу, заказанную Тодором де Урбером, он выполнил и теперь, получив деньги, спокойно уедет из империи. Он еще пока не решил куда, ну да это не важно.
Деньги, скопленные за последнее время, он хранил в денежном доме и получить их мог в любом королевстве, а небольшую часть зашил в широкий пояс, надетый им под старую латаную-перелатаную рубаху. Миторн потрогал пояс через драный старый плащ, и на сердце потеплело.
Нужный ему дом он нашел не сразу, несколько раз прошел мимо, вернулся и снова прошел, пока не сообразил, что, наверное, этот. Открыл калитку и, подойдя к невзрачному домику со скрипучим крыльцом, постучал. Дверь открыли не сразу, а когда отворили, на Миторна сразу дохнула опасность, уж он в этом разбирался, не раз это чувство спасало ему жизнь.
– Тодор говорил, что мне тут должны кое-что отдать, – проговорил он, рассматривая хозяина хибары.
– Проходи, – буркнул тот и, повернувшись, пошел в дом. Миторн вошел вслед за ним.
– Что-то ты долго шел, – разглядывая Миторна, проговорил хозяин дома.
– Посмотрел бы я, как ты бы выбирался из города после такой бойни, где на каждом углу патруль или постовой.
Хозяин покачал головой и вышел в соседнюю комнату, через некоторое время вернулся и бросил на стол мешочек с монетами.
– Забирай, это твое.
Мешочек, приятно звякнув, упал на край стола, а затем свалился на пол. Миторн инстинктивно нагнулся, и тут словно неведомая сила толкнула его в сторону. Он отшатнулся, и возле самого его лица мелькнула рука с кинжалом. Он все-таки был воином, поэтому успел перехватить руку, а потом вывернуть ее за спину несостоявшемуся убийце. Миторн, взяв руку на излом, надавил всем телом, противник заорал и забился от боли.
– Зачем ты хотел меня убить?
– Это герцог приказал, я сам не хотел, не убивай меня, бери все что хочешь и уходи.
– Хорошо, я не убью тебя, – проговорил Миторн и чуть отпустил руку, а потом перехватил шею хозяина дома локтевым сгибом и принялся душить. Когда прекратились судороги, он бросил тело на пол, подобрал кинжал и для надежности воткнул его в глаз трупа, пробив мозг. Потом подобрал мешочек, и он показался ему слишком легким. Недолго думая, он развязал горловину и увидел там медные шайбы по размеру золотой монеты.
Миторн грязно выругался и принялся обыскивать комнату, но кроме пары серебряных монет в кармане убитого ничего не нашел.
«Ну что ж, господин герцог, я тебе это запомню и так не оставлю», – думал Миторн, покидая негостеприимный дом.
* * *Ремонтные работы шли к завершению.
Скоро должна была прибыть Алексия.
Весна была в самом разгаре, начиналось цветение деревьев. Пока еще несмелое, кое-где на фруктовых деревьях мелькали распускающиеся цветы. Старый-новый начальник стражников набирал себе служивых и постепенно заменял ими моих кентийцев. За месяц, что прошел с момента штурма столицы, жизнь вошла в привычную колею. Правда, в самой столице освободилось много домов аристократов и дворян
