– Кто? – не поняла Лора.
Она зашла в детскую. Марк лежал на кровати. Лора спросила у него, в порядке ли он, но Клиент зашипела: это не Марк, это Магда. Лора заметила, что у Марка немного перекошено лицо, как будто бы он чуть-чуть сердится на нее за что-то. Марк посмотрел на нее и заплакал.
– Она хочет поздороваться, но не понимает как, – объяснила Клиент. – И она мало что понимает. Но в туалет ходит сама, кушает сама, все сама, ножку левую только подволакивает немного, но вначале совсем плохо все было, после реабилитации стало немного получше. Она у нас борец, сражается, старается, сильная девочка. Борется.
– Девочка, лалала, борется! – с обидой произнес Марк странной, чеканной интонацией, словно радиодиктор. – Лалала, девочка, лалала, борется.
– Вот с речью все плохо, – сказала Клиент. – Тут я на вас и рассчитываю, на вашу методику.
– Лоло охо, – подтвердил Марк.
– Вещи в шкафу, – напомнила Клиент.
Лора уставилась на Марка. Действительно, это был не совсем Марк. Возможно, Марк мог бы стать таким после инсульта – но неужели вчера от волнения в ванной с ним мог приключиться инсульт, и если так, то почему Клиент продолжала быть такой холодной?
– Тевочка, – сказала Магда. – Ая, ая, ая. Тевочка.
– Да, Магда, ты девочка, – подтвердила Лора. Ей почему-то ужасно захотелось выпить стакан мятного лимонада, хотя она не помнила, пила ли она вообще в жизни когда-либо чертов мятный лимонад и существует ли такая категория или явление в жизни вообще.
Магда, кажется, улыбнулась, уголок ее рта немножко дрогнул.
Весь день Лора, словно отключившись (в принципе, она умела это делать – годы работы с детьми разработали в ней отдельное, самодостаточное существо-помощника, включающегося именно в моменты общения с самыми сложными малышами и начисто исключающего саму Лору как сложную и эмоциональную белковую конструкцию с биографией и предпочтениями), возилась с Магдой – показывала ей картинки с текстом и изображениями животных и людей, разминала ей пальчики, рассказывала истории – оказалось, что Магда почти все понимает, но с трудом может связать понимаемое логически, поэтому с ней было проще объясняться простыми предложениями. Она то лепетала, то плакала от обиды и невозможности самовыражения, то повторяла какое-нибудь слово, сказанное Лорой, показывала на картинки, но быстро уставала, швырялась игрушками, пару раз толкнула Лору изо всех своих птичьих несчастных сил. Это был тяжелый день.
На следующий день, когда Лора, замирая от ужаса и уже заранее понимая, что она, кажется, так и не выключила в себе эту деятельную, неэмоциональную, нацеленную лишь на восприятие и коррекцию, но только не на рефлексию и анализ, Лору-профессионала, дверь ей открыл Марк – в том, что это был Марк, Лора не сомневалась.
– Я так скучал, так скучал! – забормотал он, – Идем же скорей, я придумал новую игру!
Лора послушно, как лошадь, потащилась за Марком. Она уже не хотела никаких игр. Она позволила себе только одну крошечную рефлексию, сообщив своему воющему от ужаса и непонимания эго, что с завтрашнего дня начнет записывать происходящее в дневник и потом издаст книгу, и критики назовут ее нашим местным новым Оливером Саксом в юбке, но тут же ее покоробила мысль о юбке – показалась невыносимо, травматично, навсегда оскорбительной, как будто лезвием кто-то провел по ногам ровно-ровно по воображаемой юбочной линии, и Лору буквально перекосило от боли.
Со временем она быстро поняла, что к чему. Детей, действительно, было двое, и они не были друг другу братом и сестрой. Более того, они были мало похожи. Магда была капризная, эгоистичная и требовательная – судя по всему, ее такой сделала авария и мучительная недееспособность. Заниматься с ней нужно было где-то раз в неделю, больше она не проявлялась, но через пару месяцев Магда встречала Лору уже дважды в неделю, а несколько раз случалось так, что и три, и Клиента это пугало и радовало одновременно – это обозначало, что методики Лоры работают (они и правда работали – речь Магды медленно, но верно восстанавливалась, к тому же по опыту общения с Марком Лора понимала, что восстановление возможно и отчасти неизбежно).
– Вы знаете, Магда у вас делает успехи, – сказала она с ледяной интонацией и лексикой пожилых воспитательниц из викторианских романов. – До вас она была с нами максимум раз в неделю, не больше.
Тем не менее, было заметно, что ее раздражает эта медлительная, неловкая девочка, постоянно цеплявшая своей костяной ногой какие-то неповоротливые, агрессивные вещи, будто бы кидающиеся на нее, чтобы убить, сбить с ног, напасть, – и она, Магда, была готова в любое мгновение превентивно напасть в ответ и тянула свою чугунную и одновременно легчайшего алюминия карательную ногу, как автомат, из которого вот-вот расстреляет всех своих недоброжелателей хрустальными конфетти и розоватыми леденцами из мяты и крови.
Марк тоже начал понемногу раздражаться и тревожиться, все чаще рассказывая Лоре, что злая девочка стала еще злее и непримиримее и – более того – стала четче формулировать свои желания. Впрочем, это его и напугало. Я тебя убью, говорила девочка Марку, потому что мама тебя больше любит.
– Какая мама? – беспокоился Марк. – Почему? О какой маме она может говорить, разве бывает мама у мертвых девочек? И если она мертвая, почему она вначале просто мычала, а теперь уже заговорила, она мертвая в обратную сторону, что ли? Или она живая, но просто в другом направлении во времени живет, как в той старинной книжке? (Марк недавно прочитал «Понедельник начинается в субботу», он вообще читал книги в каких-то промышленных количествах, и только Лора, как с умилением отмечала Клиент, могла вывести его из кромешного книгочейного транса – с ней он обожал играть, выдумывая сложнейшие многоярусные ролевые игры по мотивам прочитанного.)
Лора чувствовала себя виноватой перед Марком. В том, что малютка Магда делала успехи, была ее персональная, тяжелая вина и своего рода педагогический успех. Магда училась по повторяющимся картинкам с буквами и словами, у Лоры была для нее целая огромная касса слов, слогов и изображений. Что-то у Магды выходило, что-то нет, например, собака совершенно не шла к Магде, выходило либо тягучее залипающее «сооооо», переходящее в гневные слезы, либо лепечущее детское «ака-ака, ав-ав-ав», и потом Магда будто бы забывала, о чем речь, и просила кушать, хотя ела буквально час назад (она иногда могла забывать события последней пары часов – очень пострадал мозг, объясняла Клиент, это еще повезло, могла вообще не очнуться). Пару раз из вины перед Марком Лора немножко приостанавливала учебу, заботясь о Магде так, будто бы это была ее любимая больная внучка, а она, Лора, была добрая деревенская бабушка, способная лишь на пышные сырнички с ежевичным вареньем и
