– Ты о чем?
– Каа, даже не знаю, как тебе объяснить. Да и себе – не знаю как. Слова тут не помогают.
– Ну и ладно, не расстраивайся. Андрюша… Андрюся… Андрюня… ты не обижаешься?
– На что?
– Ну… ну, что я тебе имена придумываю.
– Нет. Мне, наоборот, приятно.
– Андрюша, можно я тебе вопрос задам? Только отвечать нужно честно.
– Какой вопрос?
– Важный. Для меня важный. Для тебя – не знаю.
– Тебе всё можно.
– А скажи, пожалуйста, ты почему тогда за мной пошел? Ты же в другую сторону шел.
Андрей молчал. Кадри неотрывно смотрела ему в глаза. Приблизила лицо к его лицу и тихо-тихо, едва касаясь губами его кожи, поцеловала в щеку.
– Потому… потому что… я тебя увидел, ты мне навстречу шла. Три твоих шага – раз, два, три – и ты уже у меня за спиной.
– И что?
– А то. Я понял. Если не повернусь и за тобой не пойду, то дальше уже будет не моя жизнь. Неважно – хорошая, плохая. Не моя. Чужая. Совсем чужая. А я хочу – мою. Вот такую, как сейчас. Мне не нужна другая.
Такую. Именно – такую, подумал Андрей. С зелеными глазищами в половину моего неба. С памперсами, горшками, с бутылочками-сосками и присыпками. С куклами с оторванными руками-ногами. С грузовиками без колес и паровозиком с двумя вагончиками по кругу на пластмассовых рельсах. С разбросанными по полу книжками. И с мультиками на телеке. Это все может быть. И будет. Если будут глаза в половину моего неба.
– Ты светлый, – Кадри нашла губами другую его щеку. – С тобой тепло.
– Положение обязывает. Я же теперь горяч-чий эстон-нский пар-рень!
– Вижу-вижу. Вы мне нравитесь, молодой человек. Жаль, мы не представлены друг другу, а то я была бы не против с вами познакомиться!
– Ты завтра со мной?
– Вечером только, утром и днем работаю. И в Рождество, двадцать пятого, в ночь. Зато потом три выходных.
– Тогда я завтра тоже. Прямо до вечера. Хочу устать зверски, а тут – ты: чтобы дверь открыла, монитор выключила, сказала «хватит».
– Скажу, конечно. Только, думаю, картинка будет другая.
– А?
– Приду, а ты спишь на диване.
– Не, ну куда там! Я просел по срокам. Нужно нагнать за завтра.
– Нагонишь. Я, кстати, два эпизода твоего «Владивостока» скачала.
– И как тебе?
– Нормально. Цепляет. Только мне все время смешно было.
– Как это – смешно? Там же без юмора всё.
– Да не от этого смешно. Смешно, как они между собой разговаривают. Как-как? Твоими словами разговаривают! Я их слушаю, а слышу тебя.
– Ну так ты со мной знакома, хоть мы друг другу и не представлены, – Андрей притянул Кадри к себе. – А зрители-то меня не знают, так что не проблема.
– Ладно, не злись, Андрюшонок!
– Я не злюсь. Мне приятно. Слушай, я есть хочу.
– Ну тогда одевайся, ресторан еще открыт.
– Да лень мне в ресторан. Пиццу хочу.
– Тогда доставку закажи. Только тебе все равно придется вниз на улицу идти, курьера встречать.
– Почему?
– А тут ресторанных курьеров в отели не пускают.
– Что, настолько дела плохи у отелей?
– Ну это у кого как. Но курьеров не пускают, чтобы не мешали туристов кормить отельной едой.
Андрей позвонил в пиццерию.
– Одевайся, – Кадри накинула халат и села в кресло возле косметического столика. – Тут совсем рядом. Приедет сейчас на мотороллере со своим светящимся ящиком, будет тебя искать, волноваться.
За Андреем мягко защелкнулась входная дверь. Кадри подошла к балконной раздвижной панели, прислонилась лбом к твердому холодному стеклу – с другой его стороны было совсем темно. Гул моря, шум ветра. И темнота.
Пятнадцать лет назад тоже была темнота, и ветер гулял в верхушках деревьев. Она ждала выписки из отделения. В коридоре. А врач все был занят и занят. Наверное, привезли кого-то – она видела, как доктор Сепп, на ходу надевая вынутую из кармана рубашки операционной формы мятую шапочку, шел в оперблок. В коридоре совсем темно, лампы дневного света перегорели, кроме одной, что возле дверей в операционную – да и та светила неровно, помигивая время от времени. Кадри стояла – вот так же, как сейчас, прислонившись к холодному стеклу. Больничное все давно сдала, одетая уже в свое. Пальто рядом лежало, на банкетке возле стены. Холодно почему-то стало, надела пальто.
Сепп вышел из оперблока. Уставший, лицо в свете мигающей лампы серо-зеленое. Сказал – минуту. Пошел в ординаторскую. Походка прихрамывающая, спина сутулая. И правда, возвратился вскоре с выпиской. Готова была заранее.
Кадри стояла напротив, в замешательстве крутила пуговицу на пальто. Сепп приоткрыл окно, закурил что-то дешевое и вонючее. Пуговица оторвалась от ткани, осталась между пальцами. От ребер металлической петли пальцам стало больно.
– Там всё написано, – выдохнул дым в щель между окном и косяком рамы, не глядя на Кадри.
– Я понимаю, что там написано. Вы скажите словами, если можно.
– Что вы хотите, чтобы я вам сказал?
– Вы сами знаете.
– Девушка, милая! Я не Господь Бог. Прогнозов дать не могу. Диагноз четко в выписке сформулирован. Остальное от меня не зависит.
– А от кого?
– Ну уж точно не от меня. Нужно заниматься собой, нужно лечить осложнения.
– Я буду…
– Предостерегу вас. Все говорят – буду. Мало кто делает.
– Я буду…
– Надеюсь. Вам не следовало делать того, что вы сделали. Я сожалею, что вынужден вам это говорить.
– Доктор, неужели нет шансов?
Сепп выбросил окурок в окно. Закрыл раму. Взял Кадри обеими руками за плечи.
– Деточка, тебе сколько лет?
– Восемнадцать.
– Ты молодая, соматически сохранная. Нужна профилактика. Нужно постоянное наблюдение. И лечение, если потребуется – безотлагательно, а не когда-то там «потом»! Я знаю две клиники – Стокгольм и Цюрих, там, возможно, справятся.
– А у нас?
Сепп повернулся и медленно, прихрамывая, двинулся в темноту, туда, где молочно-белым матовым стеклом светилась дверь отделения, отпустившего Кадри.
– Пицца приехала! – Андрей, пахнущий холодным ветром, аккуратно положил на стол коробки.
– Ну вот, сейчас наемся на ночь, а потом приснятся слоны на ушах. Пойду за тарелками.
– Каа, не хочу тарелки. Нам тут салфетки и картонные всякие штуки положили. Давай свинячить!
– Давай, Хрюн Моржов!
Андрей грыз пиццу с хрустящей корочкой, запивал томатным соком и совершенно примитивно, без всяких там эстетизма и интеллигентности думал: господи, ну какая же красивая баба! С какой стороны ни посмотри – бывает же такое!
Андрей был в курсе, что такое бывает. Теоретически бывает. В книгах описано, в кино снято. Цену книгам и кино Андрей знал – сам был не чужд. Но вот чтобы практически, и не просто где-то там, а здесь и с ним! Странное растущее чувство заполняло его, как гелий, поднимало, тащило в полет. Но вот назвать чувство он не мог – сразу появлялся страх, что, будучи названным, оно растворится, исчезнет. Андрей не хотел пошлости слов. Не надо слов, хочу только ощущений.
– Андрюш, давай спать! Глаза сами закрываются.
– Ты иди, Каа. Я следом. Я сейчас.
На краю дивана в гостиной лежали джинсы
