нога поехала по гладкому деревянному полу. Пытаясь смягчить падение, Гроттер зацепила скатерть стоящего рядом стола, и, упав, перевернула на себя всю посуду, разложенную на нём.

Злость мигом прошла, уступив место изумлению и усталости. Таня рассмеялась, откинула в сторону скатерть, так и оставшись лежать на полу. Ну и что с ней такое творится? Куда вдруг подевалось упорядоченное спокойствие её жизни? Неужели его смогло уничтожить всего одно слово? Или это спокойствие было наигранным, хрупким и ненадёжным настолько, что этого слова оказалось достаточно?

— Дед, а дед, — вслух произнесла Таня, — что со мной происходит?

Перстень ответил не сразу. Сначала он чуть-чуть потеплел, будто просыпаясь, — и немудрено, веда в этой глуши им почти не пользовались — а потом проскрипел знакомым голосом:

— Actum ne agas*.

Таня нахмурилась:

— Я и не собиралась! Просто не понимаю… я ведь уже разобралась в себе, как мне казалось, навсегда. Я вдыхала цветы многоглазки! Я не должна колебаться и метаться!

— Varium et mutabile semper femina**, — прошелестел перстень и замолчал.

Девушка ещё какое-то время пыталась разговорить его, но дед был упрям. Таня лежала на влажном дощатом полу, вспоминая свой разговор с Сарданапалом в тот вечер, когда она объявила о своём желании бросить учёбу и уехать за Ванькой. Академик тогда не смог скрыть своего… не то чтобы разочарования, но он определенно был расстроен и не до конца понимал Таню. Даже спросил: “Ты ведь нашла себя, не так ли? Полоса метаний завершилась?», а Таня не ответила. И это она тоже помнила очень чётко.

Ей вдруг подумалось, не могло ли испариться действие многоглазки. Гроттер не говорила Ваньке, что пару месяцев назад наткнулась на лечебник Аббакума Вытянутого, заложенного как раз на странице с описанием цветка, а также способов его поиска и свойств. Она прочла всё, каждую строчку, в поисках того, что в каких-то редких случаях многоглазка может не сработать или потерять свою силу. Таня сама не понимала, что именно хотела найти. Возможно, краткую приписку внизу страницы: «Многоглазка подземная не действует на нежить, призраков и рыжеволосых девушек, которые носят фамилию Гроттер». Но ничего подобного в книге, разумеется, написано не было. Действие цветка было необратимо и вечно. Вот только…

Не верила Танька, что люди меняются, просто вдохнув цветы, даже самые что ни на есть магические. Если бы всё было так просто, не существовало бы на свете метаний, ошибок, миллионов совершенных глупостей. Да, она как будто определилась, но вместе с тем её не покидало ощущение, будто она лишилась чего-то очень важного. Того, что было её сутью, настолько же важной частью, как любовь к Ваньке и полетам, как редкая «везучесть» по части влипания в разные истории, как желание всё понять и разложить по полочкам. Она стала эмоционально более стабильна, но при этом как будто навсегда лишилась глубины чувств: любила, но как-то отрешенно; радовалась, но без неистового блеска в глазах; грустила, особо не ощущая печали. Все чувства будто притупились, потеряли остроту; кто-то сказал бы, что так лучше, так и должно быть — спокойное пламя без разноцветного фейерверка и риска взрыва. Таня же чувствовала, будто вместо чего-то настоящего ей подсунули пресный суррогат.

А ещё она призналась самой себе, что ей никогда не было всё равно. Она помнила свою обиду на то, что Бейбарсов не хочет её видеть после ранения и потери магии. Она помнила, как он отвернулся от неё в будке стрелочницы под грохот составов… Помнила, как радостно рванулось её сердце, когда она поняла, что Глеб будет жить. Сейчас Таня осознала: в те мрачные ночи, когда она со страхом ожидала битвы Ваньки со сфинксом, боясь потерять Валялкина, она ни на минуту не допускала мысли, что Глеб умрет. То есть, она действительно даже не думала об этом. Потому что он не мог умереть, он не мог…

она не могла представить себе мир, лишившийся его.

Пролежав так ещё какое-то время, Гроттер поднялась и начала устранять наведенный ею же беспорядок. Тангро, сидя в медном котле, который они с Ванькой, смеясь, называли «люлькой», смотрел на Таню как будто с насмешливой укоризной. Вот, мол, меня ругаешь за погром, а сама тоже хороша! Девушка, проходя мимо с мокрой тряпкой, показала дракончику язык.

Ванька вернулся только после обеда. Он был лохматый, потрепанный, как большой воробей. Его руки до самых локтей были усеяны занозами и покрыты царапинами. Несколько таких же узких, но очень глубоких царапин красовалось на лице.

Танька ахнула и бросилась к нему.

— Надо было мне лететь с вами!

Юноша осторожно обнял девушку, стараясь не касаться её покрытыми занозами руками, и мягко улыбнулся в спутанные волосы.

Девушка усадила его на стул и бросилась к полкам, на которых рядами стояли банки с различными мазями, пузырьки с зельями и мешочки с засушенными ингредиентами. Схватив пузырёк с мутной жидкостью неприятного болотного цвета, Таня опустилась на колени перед женихом и начала методично вытаскивать маленькие занозы из многочисленных порезов. Ванька время от времени кривился от боли, но терпеливо молчал.

Покончив с этим, она смочила чистое полотенце в банке с болотной жидкостью и протерла все ранки и ссадины на руках и лице Валялкина.

— Что у вас там приключилось? — наконец спросила Таня, закупоривая банку и возвращая её на место.

Ванька развел руками:

— Кто ж их разберет! До причин мы так и не докопались, но бардак они в лесу устроили, будь здоров!

— Они что же, прямо дрались? — с любопытством поинтересовалась Таня, вытаскивая из печи дымящийся горшочек с кроличьим рагу и подозрительно принюхиваясь. Её кулинарные способности всё ещё оставляли желать лучшего.

— Ну, дрались — это громко сказано, — рассмеялся Ванька. — Они всё же не люди. Стычки между лешаками проходят примерно так: они долго раскачиваются, потом начинают скрипеть и медленно бежать навстречу друг другу. Всё зависит от того, сколько им лет: если молодые, то это не страшно, поскрипят-поскрипят, может, помнут пару кустов, и разойдутся. А вот если старые, как сегодня, замшелые и большие, то пиши пропало. Когда они сталкиваются, то переплетаются ветвями и таскают друг друга по лесу, ломая столетние деревья и выкорчевывая маленькие кусты.

Танька поставила перед ними блюдо с рагу. От миски шёл ароматный пар. Еда немного подгорела, и внучка Феофила Гроттера попыталась замаскировать это, щедро насыпав сверху свежей зелени. Ванька с удовольствием втянул запах и с нежностью улыбнулся Тане, перехватывая и целуя её руку. Если он и заметил хитрый ход невесты, то предпочел не показывать этого.

Остаток дня прошел в попытках построить новый сарай взамен того, что

Вы читаете Нелюбовь (СИ)
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×