Закончилась ночь, унося с собой вихрь радостных эмоций и беспечного угара. Утро принесло лишь тяжесть и боль расставания, трещины в казалось прочном фундаменте верности, и смутную, слабую надежду на то, что это лишь начало чего-то другого. Чего-то лучшего.
В комнате Таня, не раздеваясь, даже не скинув обуви, упала на постель. Её глаза устало закрывались, мышцы ныли, девушке казалось, что напряжение прошедшей ночи не даст ей расслабиться. Однако не прошло и минуты, как она крепко заснула, и влетавший в окно ветер шевелил её растрепавшиеся рыжие волосы.
Проснулась она поздним вечером. Таня поняла это по золотым предзакатным облакам, усыпавшим небо. Приподнявшись, девушка поморщилась: тело ломило от неудобного лежания и диких плясок накануне. Несвежее платье измялось и неприятно липло к телу.
Освежившись и переодевшись, внучка Феофила Гроттера решила спуститься вниз. Проходя по Жилому Этажу, она вдруг услышала женский шёпот и низкий мужской смех. Одна из дверей распахнулась, и оттуда вышла Дуся Пупсикова под ручку с Жикиным. Видимо, Танины глаза округлились чуть больше, чем следует, потому что Дуся вскинула брови, наградив её надменным взглядом. Жора просто глупо улыбался и, проходя мимо Таньки, подмигнул ей.
«Ну дела», — думала девушка, сворачивая к лестнице, «Жикин и Пупсикова, кто бы мог подумать!». Однако, поразмыслив немного, она пришла к выводу, что здесь как раз всё логично: Дуся давно сохла по некогда первому красавчику школы, а Жору подкупало то, что в данном случае его любили не только за внешность. Желание дарить любовь плюс желание принимать её в итоге сформировали очередной любовный тандем, способный перерасти в крепкую ячейку общества.
Столы а Зале Двух Стихий вернулись на своё прежнее место, исчезли алкогольные фонтаны и огромная сцена посередине. Никаких следов того, что накануне в Тибидохсе прошла шумная пирушка, не было, если не считать помятые лица бывших выпускников. А вот старшекурсники, тоже, разумеется, не спавшие всю ночь, выглядели и чувствовали себя вполне неплохо.
Таня подсела за стол к Ягуну и огляделась: Ваньки нигде не было видно. Как и Бейбарсова. Однако, почувствовав спазмы в животе, она справедливо решила: сначала ужин, потом мужчины.
— Сегодня я понял одну истину, — просипел внук Ягге, прижимая ко лбу запотевший кувшин с клюквенным морсом.
— Излагай, — кивнула Таня, накладывая себе на тарелку двойную порцию блинов.
— Между семнадцатью и двадцатью двумя лежит огромная пропасть, и называется она «Влияние алкоголя на организм и его последующую реабилитацию», — выдал играющий комментатор.
Таня хмыкнула. Она, в отличие от некоторых, знала меру, и этим утром мучалась не от похмелья, а от голода, усталости и чувства вины. Хотя, если хорошенько подумать, внучка Феофила Гроттера предпочла бы вместо последнего головную боль и тошноту.
— А где Катька?
— Дрыхнет в обнимку с Николаем. Вот для чего женщины рожают детей!
— Чтобы без зазрения совести спать после гулянки? — Таня скептически подняла брови.
Ягун вскинул на неё покрасневшие глаза и ухмыльнулся:
— Вот вы с Ванькой своего родите, и посмотрим, для каких отмазок ты станешь использовать дитятку.
Таня опустила глаза:
— Вряд ли мы с Ваней кого-то родим в ближайшее время.
Ягун нахмурился, отняв, наконец, кувшин от лица. Он хотел что-то спросить, но в этот момент к их столу нетвёрдой походкой приблизилась Гробыня. С размаху опустившись на скамью рядом с Таней, она бесцеремонно вырвала кувшин из рук Ягуна и приложила к своему лбу.
— Кувшин пошёл по рукам, люди отказываются заводить детей, — тоном греческого мыслителя изрёк играющий комментатор, задумчиво глядя на Гробыню.
Та бросила на него жалостливый взгляд, потом посмотрела на Таню:
— Что это с ним?
Девушка пожала плечами, и Склепова продолжила:
— Всё ясно, поезд кукуха-Магфорд тронулся с первой платформы. Не переживай, милый, мы тебя не бросим: и апельсинчики будем носить, и слюни подтирать. В конце концов, для чего ещё нужны друзья.
Ягун пропустил остроту мимо ушей и с трудом поднялся, держась за край стол:
— Пойду, поищу Ваньку, —сказал он, кинув на Таню многозначительный взгляд.
Теперь уже настал её черед игнорировать друга. Вскоре к ним с Гробыней присоединились Гуня и Шурасик, потом подтянулись Ленка с Жанной, Демьян Горьянов и Ритка Шито-Крыто. Последним в зал вошёл Глеб.
Когда он уселся напротив, Таня бросила на него быстрый взгляд и тут же отвернулась. Однако за это короткое мгновение успела заметить, что его усталое лицо было небритым, а глаза лихорадочно поблёскивали; он явно мало спал и много думал.
— Ну что, как вам прошедшая ночь? — громко поинтересовалась Склепова.
— Мне понравилось! — тут же откликнулся Гломов, привыкший моментально отвечать жене.
— Гуний, ба! Я думала, тебе нравятся только те вечеринки, где еды много, а людей мало, — усмехнулась Ритка.
Супруг Гробыни был занят тем, что пытался прожевать сразу пять блинчиков, которые запихал в рот, поэтому жена ответила за него:
— Не думай, дорогуша, не надо, — кажется, ехидство из крови Склеповой не в силах были вытравить даже алкогольные пары.
— Ты такая очаровательная, когда с похмелья, — ласково отозвалась Ритка, — даже синячки под глазами тебя не портят. Но мне всё же кажется, что тебе не стоит так налегать на лысегорский виски.
Гробыня приподняла брови: ей попался достойный противник, а она это ценила.
— О, у кого-то прорезался сарказм! Видимо, он прямо пропорционален бриллианту на твоём пальце. Так вот, совет свой себе посоветуй, — отрезала она.
Обстановку разрядил Гуня, громко оповестивший на весь зал:
— Терпеть не могу блины!
Несколько пар глаз недоуменно уставились на него. Таня удивлённо спросила:
— Тогда зачем ты их съел?
— Ну, тут ничего другого не было, и я запаниковал, — пробасил Гломов, удивлённо глядя, как все окружающие покатились со смеху.
После завтрака Таня отправилась на поиски Ваньки, или Ягуна, который почти час назад исчез в том же направлении. Она нашла их буквально сразу: друзья сидели на ступенях лестницы, ведущей на Жилой Этаж, и о чём-то тихо разговаривали. Даже внук Ягге, обычно не скупившийся на громкость и жестикуляцию во время разговора, на этот раз был на удивление серьёзен. Он хмурился, слушая Ваньку, но при виде подруги морщинка на его лбу разгладилась. Зато в глазах мелькнуло странное выражение: не то осуждение, не то понимание.
— Привет, — поздоровалась Таня, глядя на своего жениха.
Он слабо улыбнулся и кивнул:
— Вот, обсуждаем, когда лучше лететь обратно. Пылесос Ягуна уже заправлен, так что можно отправляться прямо сейчас.
Таня растерялась:
— Подожди, разве тебя не я буду сопровождать?
Ягун поднялся:
— Ладно, пойду подготовлюсь к полёту. Встретимся на мосту через полчаса. Мне ещё Катьку надо предупредить. Ох, разорётся опять, что я заранее не сказал…
Он ушёл, тяжело вздыхая
