— Паш, я нигде его не вижу, — сообщил Илья, — Паш, а ты как нож выдернул?
— Да, я не знаю, как это получилось, — простонал он, — я машинально схватился за него.
— На, держи! — снимая одной рукой ремень с джинс, а из другой не выпуская ружье, скомандовал Илья, — перетяни ногу выше раны. Быстрее!
Кое-как перемотав ногу и выбравшись из леса к кирпичному зданию, Паша с Ильей зашли в старые, местами разрушенные, осыпавшиеся стены и уселись на деревянный пол.
— Как же ты мог оставить рюкзак?! — ругался Паша, — там же патроны! Что теперь?!
— Я сбегаю за ним, — заявил Илья, и Паша понял, что ничего, точнее никого глупее в жизни еще не видел. Ну, так, по крайней мере, ему показалось, — а ты сиди здесь тебе нельзя много двигаться.
— Ты с ума сошел! А если тебя убьют по дороге?
— Почему же это не сделали пятнадцать минут назад? — заводился Илья, и в его словах прослеживалась некоторая логика.
— Ты не знаешь, что у них на уме. Да, стой же ты! — вскочив на ноги, Паша вцепился в руку Ильи, — может, они лишь и ждут, чтобы мы разделились. Смотри, — посветил он фонариком на пол, — следы.
На пыльном грязном полу были кем-то оставлены большие отпечатки подошв, рядом валялись засохшие куски грязи с травой. Совсем близко к безобразным следам, просматривались еще чьи-то отпечатки ног, но маленькие, кажется, женские.
Паше было страшно, и он прекрасно это осознал. Ему никогда не приходились быть настолько близко к неизвестной опасности, которая грозилась обернуться для него концом всего, всей его жизни. Все автогонки, прыжки с моста на тарзанки и кое-что прочее вдруг показалось ему смешной забавой, детским развлечением. Ведь прыгать с моста он шел осознанно и зная заранее, что страховка надежная и, что только ему сейчас нужно так это очередная порция адреналина, острых ощущений. А что сейчас? Никаких гарантий и страховок. Зато от навалившегося шквала ощущений хотел бежать прочь, настолько реалистичны и пугающе они были, настолько их было много.
— А ведь это свежие следы, — сказал Илья, — кто-то совсем недавно здесь был.
— Да. Но только почему следы оставлены грязной обувью? — опускаясь обратно на пол, подметил Паша. Нога продолжала болезненно токать, — на улице ведь сухо, дождя не было.
— Да что ж за… такое-то!.. — разозлился Илья, — уезжать вам с Алиной надо было! Меня оставить и уезжать!
— Не подымай кипиш!
Еще только не хватало сейчас слезливым сцен раскаяния, Паша их точно не переживет. Да и нельзя, категорически нельзя поддаваться панике!
— Мы найдем Алину. Я тебе обещаю, — с опаской, не веря своим словам, сказал Паша.
Да и как вообще можно было быть в чем-то уверенным, когда в любую минуту из темноты мог появиться некто и метнуть в тебя ножом или вдруг еще чем-нибудь похуже. Но нужно было верить в хорошее и стараться навязать это самое хорошее другу. Так старался думал Паша.
А Илья, собрав всю волю и веру в светлое будущее воедино, отбросил эмоции на второй план и стал интенсивно думать о том, что делать дальше.
— Побудем пока здесь. Осмотримся, — отойдя от окон, стекла в которых уже давно были выбиты, сообщил он, — надо постараться понять, что было нужно тем людям здесь.
— Что они искали? — задумчиво протянул Паша.
— Или прятали, — додумал Илья, просматривая с фонариком один за другим углы здания, — как нога?
— Болит, — недовольно ответил Паша. Его совершенно не устраивало то положение, в котором он оказался. Ну, просто нарочно не придумаешь!
— Ослабь ремень, — посоветовал Илья, — только не полностью.
И Паша его послушался, так как хорошо помнил, что мать Ильи по профессии была врачом терапевтом и кое-чему научила своего сына.
— Посвети мне. Я ничего не вижу, — попросил Паша.
Илья подошел с телефоном. На Пашкиным джинсах пятнами выделялась засохшая кровь. Илья развязал ремень и посмотрел на рану, а потом — внимательно на Павла. Рана подсохла и выглядела так, как-будто с момента травмы прошли уже как минимум сутки.
— Подержи, — протянул Илья телефон, и, разорвав штанину, пришел в еще большее недоумение.
— Уже заживает? — недоверчиво спросил Паша.
— Даа… но я не пойму, почему так быстро, — растерянно рассуждал Илья.
И тут где-то за стеной, совсем близко, раздался звук очень похожий на чих или на кашель. И стало совсем уж некомфортно. У обоих возникло чувство, что кто-то за ними следит и видит каждый их шаг, каждое их движение, слышит все сказанные ими слова и, кажется, пытается пробраться к ним в мысли. Илья на всякий случай снял предохранитель с карабина и напряг все свое внимание. Но вокруг воцарилась тишина, в воздухе остались только звуки природы: стрекотание кузнечиков, легкий шелест листьев и тоскливый крик неизвестной птицы где-то совсем далеко.
— Ты слышал? Вдруг это Алина? — не теряя бдительно прошептал Илья.
— Нет. Это точно не она. Она бы узнала наши голоса и не стала бы прятаться, — сказал Паша и попробовал встать.
Ноге стало значительно лучше. Это хотя и обрадовало Пашу, но и одновременно удивило его. Он же прекрасно видел рану и чувствовал очень сильную пульсирующую боль. А теперь боль почти не ощущалась, да и на месте пореза была уже заживающая затянувшая рана.
До самого рассвета Илья с Пашей просидели в старом кирпичном здании. Совсем немного по очереди им удалось подремать. Илья время от времени порывался идти и искать Алину, а Паша, понимая, что лучше дождаться пока на улице начнет светать отговаривал его.
И хорошо, что на улице было лето. День наступал рано. С первыми проблесками зори Илья вышел из здания, которое, они так и не поняли, чем могло раньше служить, и стал обходить его по кругу.
Вдруг его внимание привлек предмет, который лежал у стены и был немного зашвырян листвой. И глупо было бы не проверить, что это. А когда Илья узнал вещь, то тут же, молниеносно поспешил за Пашей, который в это время мирно дремал, устроившись кое-как на грязном полу.
— Пашка, вставай! Потом выспишься. Вставай! — тормошил Илья его за плечо, а тот лениво поежившись, промычал что-то невнятное и, неожиданно вспомнив, где он находиться моментально открыл глаза и вопросительно уставился на друга.
Быстрым движением Паша поднялся с места. В эту же минуту он направился следом за взбудораженным Ильей. И только пройдя немного Паша вдруг вспомнил про свою раненную ногу. Она уже не болела, а на месте глубокого пореза остался лишь небольшой шрам. Как такое могло произойти было совсем не понятно.
