Они ехали за красной Фиатой уже три часа. Просто удивительно, что Аня еще не остановилась. Ведь было ясно как белый день, что их преследуют, идут за ними по пятам.
На улице, ночь приступала к своим обязанностям. День закончился. Длинный суетливый день. Впрочем, как и все предыдущие дни. Мысль о том, что где-то кто-то живет тихо и спокойно, утром встает и идет на работу, а вечером, наоборот, с работы домой, казалась призрачной, как из другой забытой вселенной. Ночь, должно быть будет ясная, звездная. На небе ни одного облачка не оставил за собой день. Ну, а впрочем неважно какая погода. Они все равно поедут дальше, куда ехали. У них дела, горящие планы, опаздывать нельзя, никак нельзя… И что им ясная погода, что пойди в середине лета снег, пролейся сильный дождь с градом — все одно.
— Да точно она за нами едет, — не отрываясь от бокового зеркала, сказал Илья.
— И что? Ты думаешь остановиться и начать устраивать разборки сейчас самое оно? — который раз за дорогу сводила на нет все Илюшины предложения и советы Аня.
Не может быть, чтобы она была настолько уверена в себе, что бы никого и ничего не боялась.
— Все Ань, мне это ужасно надоело. Или ты мне все сейчас рассказываешь или я звоню Паше и говорю ему, где мы. Поверь, с его связями нас быстро остановят даже в этом безлюдном месте, — нарочно преувеличивал Илья возможности Павла, дабы хотел добиться более развернутого ответа на свои вопросы. И ему надоело слушать одно и тоже. Всю дорогу Аня твердила слова так, будто у нее, зажевало пленку или заело пластинку. И получалось каждый раз примерно так: я знаю, где твоя мать, я помогу тебе, секретные опыты, этот хороший, этот плохой и больше ничего я не знаю, ничегошеньки, ла-ла-ла!..
— Меня пугать бессмысленно. Мне уже все равно, — без эмоций, пытаясь грустно улыбнуться, проговорила Аня.
— Ладно. Тогда так. Почему ты мне помогаешь?
— Потому что, хотя бы чего-нибудь полезного и правильного я должна сделать в своей жизни. Как ты думаешь? — немного просветлела Аня.
— Хорошо. Я почти два часа ломаю себе голову, как с тобой по нормальному поговорить, а ты мне говоришь про какую-то там правильность.
— Я еще раз повторю, мне терять нечего.
— Ладно. Я не понимаю, есть тебе, что терять или нет. Но Алина то тут при чем? Зачем тебе понадобился ее паспорт? — Илье казалось просто очевидным, что именно Аня брала ее паспорт, но не понятно было главное — зачем?
— Я составила дарственную на ее имя. После моей смерти она станет владелицей этой машины, моего дома, ну и плюс еще квартира и счет в банке.
— И ты мне сейчас это всерьез говоришь? Ты думаешь, я совсем дурак и стану верить каждой услышанной ерунде? — Илье совершенно не верилось в правдивость Анниных слов. Да и как в такое можно поверить? Совершенно чужой человек, даже если и помог тебе… К чему на что ему отписывать все свое движимое и недвижимое имущество на другого человека?
— Да знал бы ты, как мне все это надоело! — сделав голосом ударение на «все это», заговорила Аня на повышенных, нервных нотах.
Илья замолчал. Он сидел и ждал продолжения, так как просто был уверен, что именно в сие минуты Аня собирается откровенничать, и он, наконец-то, узнает ответы на мучавшие его вопросы.
В темном, прохладном помещении невыносимо пахло ацетоном. От этого запаха, который скопился в неимоверно большом количестве и, казалось, сейчас обязательно кристаллизуется и посыплется на скользкий, гладкий пол огромными тяжелыми хлопьями, можно было умереть. Голова совершенно ничего не соображала и это при том, что все остальное тело быстро пришло в работоспособное состояние и никакой слабости и боли совершенно не чувствовалось. Это был даже не туман, вернее было бы описать это ужасное состояние так: на голову человека надели плотную картонную коробку, которая не пропускает звуки, не дает видеть происходящее вокруг, мешает собирать мысли в кучку или нет, вообще, даже не дает понять, что голова на месте и ей можно пользоваться. И только нос мог свободно дышать, будто для него сделали специальное маленькое отверстие, и с каждым вдохом поглощал все больше противного ацетона и насыщал и отравлял им организм. Почему же на нос эта коробка не подействовала?
Нащупав руками на стене маленькую железную ручку, он надавил и повернул ее вниз и оживляющая до потемнения в глазах, так необходимая сейчас порция свежего воздуха плеснула ему по лицу, словно вода под большим напором из шланга. И становилось лучше. Нет! Стало просто прекрасно!
Проветривая и без того пустой мозг, он, то есть Макс неожиданно и радостно для себя вспомнил как его зовут. Похоже, воздух, откуда бы он не шел, задувал ему в голову информацию и не спеша наводил в ней порядок. Максу это очень нравилось, он просто невообразимо чувствовал, как ему необходимо все вспомнить!
Он осторожно, хватаясь рукой за такие же гладкие, как и пол стены, опустился вниз, сел. И тут же приподнялся и примостился, словно курицы на нашесте, на корточки, слишком уж было холодно сидеть на заднице, просто заморозиться можно было.
И так, предстояло вспомнить очень многое, начиная с того момента кто он и заканчивая вполне естественным, самим собой напрашивающимся вопросом, как он здесь оказался? Почему-то что-то внутри ему подсказывало, что он знает это место и по тому, где он сейчас оставалось только додумать, достать этот ответ из заснувших глубин его сознания.
Так — он Макс! А теперь нужно начать с того момента, когда он узнал об исчезновении Кристины. Макс все своей душой ненавидел Лавра, доктора и всех остальных мерзких, помешанных каждый на своем, людишек. И только Кристину ему было немного жаль. Ведь у нее, по сравнению со всей остальной кучкой бездушных фанатиков, коими Макс, считал всех остальных участников «кружка» крионики изначально не было выбора. Она родилась и росла, когда опыты сумасшедшего доктора достигли своего пика. Но, впрочем, и Кристина, занимала мысли Макса лишь на какие-нибудь пять, максимум десять процентов. Так, что, по сути, ему было на нее наплевать.
И так, узнав о загадочном исчезновении Лаврового семейства, от какого-то неизвестного, который оповестил его короткой смской «Лавр и Кристина исчезли», Макс не поленился и стал названивать Кристине, трубку она не брала. Дальше — больше. Номер охранника, работавшего на Лавра, тоже молчал. А о том, что у Макса есть сотовый охранника, никто знать не мог. Это был проверенный временем человек, надежный.
