Брут смущенно улыбается и смотрит на свои ботинки. Забавно, что такого брутального мужчину можно смутить простой благодарностью.
— И, конечно же, я безмерно благодарна своему ментору и спонсору на 83-х Голодных играх Катону Блейку, — парень смотрит на меня исподлобья и качает головой. На его губах играет улыбка. — Благодаря ему, а точнее, странному подарку, про назначение которого, я едва догадалась, я могу произносить эти слова.
Толпа смеется, а у меня есть время, чтобы придумать что-нибудь еще. Я смотрю на портрет Анхеля. Я должна, я обязана что-то сказать, но это опасно. Толпа затихает и осторожно продолжаю:
— Я проложила себе путь к победе, но она бы никогда не случилась, если бы не поступок одного человека. Анхель Росс был не таким. Он не был похож ни на одного из наших трибутов, казалось, что он вообще не из нашего дистрикта. Но у него было то, что отличает нас — жителей Дистрикта-2 — от всех. Это вера и следование собственным идеалам. Да, он никого не убил, да, он избегал каких-либо конфликтов. Но он спас меня ценой своей жизни, он поступил благородно. Я знаю, что у Анхеля почти нет родных, только бабушка. Если вы и слушаете меня, знайте: вы воспитали мужественного и верного человека — достойного сына Дистрикта-2. Этот долг мне никогда не уплатить, — толпа начинает заводиться, подбадривая меня. — Возможно это покажется кому-то странным, но именно это отличает нас от других. Мы сражаемся не за себя, а за вас, за наш Дистрикт-2, за Капитолий! — Толпа гудит, мне приходится почти кричать в микрофон. — Мы возвращаемся победителями, но победители — вы все. Вы — тот адреналин, который бурлит в нас, когда мы сражаемся! Мы готовы жертвовать собой ради победы Дистрикта-2, готовы привести напарника к победе. Так было и будет всегда. Именно эта вера, вера в народ делает нас сильней и делает нас победителями!
Я, тяжело дыша, вскидываю руку в приветственном жесте. Все как один, включая чиновников, поднявшихся со своих мест, победителей, генера, мэра повторяют то же самое, скандируя мое имя. Я сказала правду, абсолютную правду. Только сейчас я осознала, что все это действительно ради тех, кто стоит передо мной. Раньше я этого не понимала, думала только о себе. Какой же я была наивной.
Ведущий подходит ко мне и подсказывает подняться к остальным победителям. Магнус Стерлинг Шар, стоящий самым первым в ряду манит меня руками.
— Иди уже сюда, мы не кусаемся.
Я взлетаю по ступенькам к нему. Магнус крепко меня обнимает и треплет по щеке. Я продвигаюсь к своему месту, жму каждому из победителей руку. По телу пробегают мурашки, когда я равняюсь с Куртом Бонедзом — именно с него, кажется, списал свою внешность Лестер Вильямс. Курт в отличие от других целует мои пальцы. Стоящий рядом с ним Брут по-отечески обнимает меня и поднимает над землей. Энобария долго меня не отпускает. В ее глазах стоят слезы. «Сильная речь», — наконец произносит она и отпускает мою онемевшую кисть. Когда я подхожу к Катону, толпа начинает ликовать еще сильней. На мгновение мне приходит мысль поцеловать его прямо при всех, но это будет чересчур. Я молча занимаю место рядом с ним. Улучшив момент, парень обнимает меня за талию и целует в висок.
— А теперь, дамы и господа, самая главная часть. Прошу, обратите внимание на щит, который расположен прямо над вами! — зрители задирают головы к нему. Я с волнением смотрю на изображение еще восемнадцатилетнего Катона. Играет гимна Дистрикта-2. Полотно начинает прокручиваться вниз, скрывая Катона и медленно показывая меня. Под моей фотографией появляется надпись «Мирта Дагер. Ею гордится Дистрикт-2». Я едва сдерживаю слезы радости.
— Да не терпи ты, тут все рыдали крокодильими слезами, даже я! — кричит Магнус.
Изображение вновь сменяется: один за одним появляются все наши победители: и живые и мертвые. Когда проявляется моя фотография, я стираю ладонью подступающие слезы. Но собравшимся, кажется, это нравится. Они вновь и вновь скандируют мое имя. Когда я более менее успокоилась, перед нами появляются фотографы. Магнус кричит, чтобы мы приняли пафосно-грозный вид.
После фотосессии на трибуне остаемся мы с Катоном. Нас тоже фотографируют как ментора с воспитанником. Я замечаю, что на груди Катона висит медаль, на которой написан номер моих Игр и моя фамилия. На сегодняшний момент, всего у четырех человек есть такие медали: у Магнуса Стерлинг Шара — четыре штуки по количеству победителей, Брута и Энобарии по две и вот одна у Катона. После фотографий с ментором идет личная фотосессия с оружием, которым был нанесен последний удар на Играх. Мне вручают позолоченную копию моей карты-лезвия. Я встаю на фоне знамени Капитолия. Разместив карту между пальцев прижимаю руку к груди и смотрю прямо в объективы.
Ведущий заканчивает программу, все камеры отключаются. Буквально сразу ко мне подбегает первый победитель Магнуса Берглинд Джонсдотир — огромный как бык, больше Брута, — и с легкостью поднимает меня, устроив на плече. Я смеюсь и машу толпе, которую теснят миротворцы.
— Мирта, далеко не уходи, — говорит Энобария. — Нам еще нужно в Академию заехать. Только толпа рассосется.
Берглинд ставит меня обратно и треплет по волосам. Не успеваю я прийти в себя, как Катон хватает меня за руку и уводит во Дворец правосудия. Наш уход деликатно остается незамеченным. Катон быстро проверяет комнаты и, обнаружив пустующую, заталкивает меня внутрь. Едва дверь закрывается, как мы бросаемся друг другу в объятия.
— Я не хочу на эту вечернюю церемонию, — шепчу я Катону в губы, когда мы разрываем поцелуй.
— Будь моя воля я бы записался туда добровольцем. Ты не представляешь, сколько желающих быть с тобой.
— Мне все равно, я не хочу туда, — продолжаю гнуть свою линию. Я нервно тереблю пуговицы на его мундире. — Я же могу отказаться? — Катон грустно улыбается.
— Я не хотел говорить тебе раньше, чтобы не портить праздник, — начинает он. — Мирта, я должен вернуться в Капитолий.
Сердце делает кульбит, а в голове становится пусто.
— Что? Зачем? Тебя арестовали?
— Нет-нет, просто… Я
