— Ого. Он отличный человек.
— Согласен.
— Но почему ты считаешь, что и на Линде печать счастья?
— Потому что после сильных страданий счастье приходит неизбежно. Это еще раз объясняет, почему кто-то проживает ровную размеренную жизнь, а кто-то как на качелях.
Я вздохнула.
— Это лишь слова. Линда говорила, что до Ромы у нее ни с кем не складывались отношения. А теперь, — мой голос задрожал, было сложно произнести это вслух, — его нет.
— Но ведь она уже не та, какой была прежде. Я видел, как Вася Иванов усаживал ее в машину, и слышал, что он сказал ей: «Я буду в Штатах через три месяца и разыщу тебя. Держись».
— А она что?
— Ничего. Молчала. Он потом еще долго смотрел вслед удаляющейся машине.
— Нет, — я отвернулась к окну, — Линда не сможет быть ни с кем другим.
— Думаешь? Я вот знаю точно, что Ром Хулиганский был против того, чтобы человек себя съедал. Разве он не хотел, чтобы каждый жил, а не существовал? Разве Линда этого не знала? Разве то, что я говорю, не правда?
Обдумав эти слова, я всё же ответила:
— Правда.
