Однако цифровое видео доказывало, что именно это я и сказал. И хотя с тех пор я изменился, моя связь с тем прежним человеком сохранилась.
Еще более красноречивым был тот факт, что на протяжении многих лет я успешно скрывал правду от самого себя. Раньше я отмечал, что подробности, которые мы запоминаем, отражают нашу личность. Что говорит обо мне приписывание моих слов Николь?
Я запомнил ту ссору как поворотный момент в своей жизни. Я воображал историю искупления и самосовершенствования, в которой был героическим отцом-одиночкой, принявшим вызов. Но в действительности… что? Какие заслуги в последовавших событиях я мог приписать себе?
Я снова запустил «Ремем» и начал смотреть запись выпускного Николь в колледже. Ее я сделал сам, поэтому видел лицо Николь, и она казалась искренне счастливой в моей копании. Быть может, она столь хорошо скрывала свои чувства, что я их не замечал? А если наши отношения действительно улучшились, как это случилось? Очевидно, четырнадцать лет назад я был намного худшим отцом, чем полагал; хотелось бы сделать вывод, что я исправился и стал таким, как сейчас, но теперь я не мог доверять своему мнению. Питала ли Николь ко мне теплые чувства?
Я не собирался использовать «Ремем» для ответа на этот вопрос; мне требовалось обратиться к первоисточнику. Я позвонил Николь и оставил сообщение: я хотел поговорить с ней и спрашивал, могу ли заехать сегодня вечером.
* * *Несколько лет спустя Сабе начал посещать встречи всех старейшин клана Шангев. Он объяснил Джиджинги, что европейцы больше не желали вести дела с таким количеством старейшин и потребовали разделить всех тиви на восемь групп, или септов. Сабе и другие старейшины должны были решить, с кем объединится клан Шангев. Хотя присутствия писца не требовалось, Джиджинги хотелось послушать их рассуждения, и он попросил Сабе взять его с собой. Сабе согласился.
Джиджинги никогда не видел столько старейшин разом; одни были спокойными и почтенными, как Сабе, другие – громкими и говорливыми. Они спорили несколько часов кряду.
Вечером после возвращения Джиджинги Мозби спросил, как все прошло. Джиджинги вздохнул.
– Они дерутся, как дикие кошки, даже когда не кричат.
– Как ты думаешь, с кем следует объединиться Сабе?
– Нам следует объединиться с теми кланами, с которыми у нас больше родственных связей; такова традиция тиви. А поскольку Шангев был сыном Куанде, наш клан должен объединиться с кланом Куанде, который живет на юге.
– Разумно, – согласился Мозби. – Тогда о чем спор?
– Не все члены клана Шангев живут рядом друг с другом. Некоторые живут на западных пажитях, рядом с кланом Джехиры, и их старейшины дружат со старейшинами Джехиры. Они хотят, чтобы клан Шангев объединился с кланом Джехиры, поскольку в таком септе у них будет больше влияния.
– Ясно. – Мозби задумался. – А могут западные шангев и южные шангев присоединиться к разным септам?
Джиджинги покачал головой.
– У всех шангев был один отец, и потому мы должны держаться вместе. Все старейшины с этим согласны.
– Но если родословная имеет такое значение, почему старейшины с запада говорят, что клану Шангев следует объединиться с кланом Джехиры?
– В этом и состоит причина спора. Старейшины с запада утверждают, что Шангев был сыном Джехиры.
– Погоди, вы не знаете, кем были родители Шангева?
– Конечно, знаем! Сабе может перечислить его предков до самого Тива. Старейшины с запада лишь делают вид, будто Шангев был сыном Джехиры, потому что им выгодно объединиться с кланом Джехиры.
– Но разве ваши старейшины не выиграют, если клан Шангев объединится с кланом Куанде?
– Да, но Шангев был сыном Куанде. – Тут Джиджинги понял, на что намекал Мозби. – Ты думаешь, что это наши старейшины обманывают!
– Вовсе нет. Просто мне кажется, что у обеих сторон есть одинаково веские аргументы, и невозможно решить, кто прав.
– Прав Сабе.
– Разумеется, – сказал Мозби. – Но как заставить других это признать? В стране, откуда я родом, многие люди записывают свою родословную на бумаге. Так мы можем точно отследить наших предков, на много поколений в прошлое.
– Да, я видел родословные в твоей Библии, от Авраама к Адаму.
– Верно. Но люди записывают свои родословные не только в Библии. Когда они хотят выяснить, от кого произошли, они могут посоветоваться с бумагой. Если бы у вас была бумага, другим старейшинам пришлось бы признать, что Сабе прав.
Джиджинги согласился, что это правильное замечание. Если бы только клан Шангев много лет назад пользовался бумагой. Затем ему в голову пришла мысль.
– Когда европейцы впервые пришли к тиви?
– Точно не знаю. Думаю, не меньше сорока лет назад.
– Как по-твоему, они могли записать что-нибудь о родословной клана Шангев, когда только прибыли?
Мозби задумался.
– Может быть. Администрация точно ведет много записей. Если что-то есть, оно хранится в правительственном учреждении в Кацина-Але.
Грузовик отвозил товары в Кацина-Алу по автомобильной дороге каждые пять дней, когда работал рынок. Следующий раз будет послезавтра. Если отправиться в путь завтра утром, Джиджинги успеет добраться до автомобильной дороги, чтобы его подвезли.
– Как по-твоему, они позволят мне взглянуть на них?
– Все может пройти легче, если с тобой будет европеец, – с улыбкой ответил Мозби. – Покатаемся?
* * *Николь открыла дверь своей квартиры и пригласила меня войти. Ей явно было интересно, зачем я пришел.
– Так о чем ты хотел поговорить?
Я не знал, как начать.
– Это покажется тебе странным.
– Ладно, – сказала она.
Я рассказал ей, как просматривал свой обрывочный лайфлог при помощи «Ремема» и увидел ссору, которая произошла, когда ей было шестнадцать, и закончилась тем, что я на нее накричал, а она ушла из дома.
– Ты помнишь тот день?
– Конечно, помню. – Она выглядела смущенной, не понимающей, к чему я клоню.
– Я тоже его помню, по крайней мере, я так считал. Но помню иначе. В моих воспоминаниях ты сказала мне это.
– Сказала что?
– Я помню, как ты говоришь, что я могу уходить, тебе плевать, и что тебе будет лучше без нас обоих.
Николь долго смотрела на меня.
– Значит, так ты вспоминал тот день все эти годы?
– Да, до сегодняшнего дня.
– Это было бы почти забавно, если бы не было так грустно.
Я испытал тошноту.
– Мне так жаль. Не могу выразить, как мне жаль.
– Жаль, что ты это сказал, или жаль, что воображал, будто это сказала я?
– И то и другое.
– Поделом тебе! Знаешь, что я тогда почувствовала?
– Представить не могу. Я чувствовал себя ужасно, когда считал, что ты сказала это мне.
– Вот только про себя ты это выдумал. А со мной это случилось на самом деле. – Она изумленно покачала головой. – Как это типично.
Она меня задела.
– Типично? Правда?
– Конечно, – ответила Николь. – Ты всегда ведешь себя как жертва, будто ты хороший парень и заслуживаешь лучшего обращения.
– Тебя послушать, так я псих.
– Не псих. Всего лишь слепец и эгоист.
Я немного рассердился.
– Я пытаюсь извиниться.
– Ну разумеется. Ведь ты у нас главный герой.
– Нет, ты права. Прости. – Я дождался, пока Николь жестом
