Это меня весьма воодушевило, ведь многие люди столь быстро придают различным событиям статус чуда, что обессмысливают это слово. Такой тип мышления заставляет искать исцеления у мумий, когда медицина бессильна, и, даже если церковь уже не говорит о целебной силе мощей, разубеждать отчаявшихся она тоже не торопится. В очереди был один слепой и два человека в инвалидных креслах; вероятно, все они надеялись, что близость к одному чуду вызовет другое. Я молюсь об облегчении их страданий, Господи, но придерживаюсь мирской точки зрения, согласно которой было лишь одно установленное чудо – творение Вселенной, – и нам всем до него одинаково далеко.
Я прождала в очереди около часа, прежде чем добралась до мумий, но это моя ретроспективная оценка, поскольку, увидев их, я испытала такие чувства, что забыла об ожидании. Мумий было две, мужчины, каждый в своей витрине с контролируемым микроклиматом. Их кожа казалась тонкой, как бумага осиного гнезда, она была натянута на черепа, как на барабан, и, очевидно, порвалась бы от легчайшего прикосновения. Оба мужчины были в набедренных повязках из шкур гуанако; мумии лежали на тростниковых ковриках, с которыми их погребли, выставив напоказ животы.
Господи, мне уже доводилось работать со скелетами первых людей, и, хотя удивительно держать в руках череп без швов или бедренную кость без эпифизарной линии, по правде говоря, это не может сравниться с тем, чтобы собственными глазами увидеть тело без пупка. Думаю, причина в том, что мы не осознаем тонкой структуры собственных тел, и нужны познания в анатомии, чтобы понять особенности первого скелета. Однако все мы знаем, что у нас есть пупок, и при виде торса без пупка испытываем более интуитивное, даже сокровенное благоговение.
Покинув выставку, я снова подслушала того мальчика с его матерью. Мать наставляла сына в молитве, и они благодарили Тебя, Господи, за то, что эти мумии нашли церковные археологи, а не мирские, поскольку теперь их показывают людям, а не прячут в запасниках какого-нибудь музея, где увидеть их смогли бы только избранные ученые. На этот раз я не испытала особого воодушевления. Дело не в том, что я с ней не согласна. На этот счет я придерживаюсь двух мнений.
Я признаю, что увидеть мумии своими глазами – мощный жизненный опыт, и этот тур приблизит к Тебе, Господи, десятки или сотни тысяч людей, подарив им такую возможность. Но как ученый я считаю, что самое главное – сохранение тканей. Какие бы усилия ни предпринимала церковь, демонстрация этих мумий по всей стране причинит им больший вред, чем хранение в музее. Кто знает, какие техники анализа мягких тканей разработают в будущем? Биологи полагают, что вскоре обнаружат частицы наследственности, благодаря которым организмы передают признаки своим потомкам; быть может, однажды они научатся читать информацию, которую несут эти частицы. И когда этот день наступит, мы получим доступ к Твоему исходному макету человеческого вида, не потревоженному временем. Подобное открытие приблизит к Тебе все человечество, Господи, но для этого нам нужно сохранять терпение и не повреждать ткани.
Как бы там ни было, я отправилась в сувенирный киоск, где выстроилась очередь за открытками. Ожидая, пока продавец освободится, я изучила витрину с реликвиями; как и говорила Розмари, среди более привычных раковин лежали морские ушки. Мне было интересно, станет ли продавец утверждать, будто морские ушки прибыли из Чили вместе с мумиями, но карточка гласила, что раковины нашли на острове Санта-Роза у побережья Верхней Калифорнии, в самом низу куч мусора, оставленных доисторическими поселениями.
В череде покупателей наступил перерыв, и продавец подошел ко мне. Быть может, он привык, что людей отталкивает происхождение раковин, и потому объяснил, каким образом это подкрепляет их значимость.
– Они не только принадлежали первым моллюскам, но и побывали в руках первых людей. Люди, сотворенные самим Господом, держали их в своих ладонях.
Я сказала, что меня интересуют раковины морских ушек; их, как и мумии, отыскали церковные археологи?
– Их пожертвовал частный коллекционер. Он предоставил информацию, указанную на карточках.
Я спросила, может ли он назвать имя коллекционера, а продавец поинтересовался, зачем мне оно. Тогда я представилась и объяснила, что я археолог, а продавец сказал, что его зовут мистер Даль. Я заметила, что единственные раскопки, проводившиеся на острове Санта-Роза, финансировал Университет Верхней Калифорнии. Все обнаруженные там реликвии оказывались в коллекциях университетских музеев, и потому раковины первых морских ушек не могли попасть к частному коллекционеру.
– Я этого не знал, иначе задал бы больше вопросов, – сказал продавец. – Вы полагаете, их украли?
Я ответила, что не могу этого знать и что раковинам может найтись вполне невинное объяснение, но мне очень бы хотелось его услышать.
Мистер Даль явно встревожился.
– В прошлом мы уже получали пожертвования от частных коллекционеров, и с их происхождением никогда не было проблем. – Он пролистал журнал и выписал для меня имя и адрес жертвователя: это был некий мистер Мартин Осборн с абонентским почтовым ящиком в Сан-Франциско. – Он прислал много предметов незадолго до начала тура и попросил установить невысокие цены, чтобы их могли позволить себе простые люди. Это был такой щедрый жест, что я согласился, пусть это и означало, что мы соберем меньше денег для Йосеметского собора. Поступил бы он так, если бы украл их из музея?
Я ответила, что не знаю. Поблагодарила продавца за помощь и пообещала написать, как только установлю источник пожертвованных Осборном реликвий. Я предположила, что, дабы избежать сложностей, следует приостановить их продажу, пока продавец не получит известий от меня, и он согласился.
Теперь признаюсь, что дальше я солгала. Прости меня, Господи, но я не смогла придумать другого способа встретиться с этим мистером Осборном, если он действительно виновен в краже. Я отправила ему электротелеграмму от имени мистера Даля, в которой говорилось, что я считаю пожертвованные им реликвии крадеными и немедленно высылаю их обратно. Я также приготовила адресованную мистеру Осборну посылку, чтобы отправить ее поездом в Сан-Франциско. Я поменяла билеты на самолет, чтобы не лететь в Аризону завтра, а поехать на одном поезде с посылкой. Когда я окажусь в Сан-Франциско, мне останется только наблюдать за почтовым отделением и расспросить того, кто заберет посылку. Если он не сможет объяснить, откуда взял реликвии, я сдам его властям. Затем я на поезде отправлюсь на юг в Лос-Анджелес, а там договорюсь о транспорте
