Когда я изложил все эти вопросы Элис, она пожала плечами:
– Зачем? Зачем тебе все это? Главное, ты понял, что был пешкой в чужой игре. Отсюда и пляши.
Я насторожился. В начале ее монолога я не спросил, откуда у нее информация. Во-первых, она бы солгала, во-вторых, я был занят тем, чтобы произвести эффект своей информированностью. Если я спрошу ее сейчас, это однозначно будет выглядеть как проявление моего недоверия. Но я действительно сомневался. Плюнув на все, я выложил ей свои сомнения. Она кивнула:
– Имеешь право – после того, как тебя использовали все, кому не лень (а вот за это я еще отомщу!), впору проверять даже телефонную книгу. Но, как ты понимаешь, источник информации я не раскрою. Следовательно, тебе решать – врала я или нет, и, соответственно, что тебе делать дальше.
У меня не было нужды спрашивать, как бы она поступила на моем месте. Я не сомневался, что Элис не стала бы тратить ни минуты на размотку психологических казусов, она начала бы действовать с исходной позиции: «Меня юзнули, я их отъюзю». Мне стало грустно, и я спросил:
– Элис, что ты читала из Достоевского?
– Все, – сказала она, – просто мы с тобой сделали разные выводы из прочитанного. Потому что ты завис на «Идиоте», а я на «Бесах». – Она встала: – Ты всегда ведешь себя как идиот. Одних это подкупает, других раздражает. Меня… забавляет… забавляло. Ты вырос, Маугли, пора читать другие книжки. Зависших во времени идиотов скидывают со счетов. И последнее… Ты раскрутил нас… как последний идиот, потому что сам оказался просто использованным и выкинутым. Но ты сумел подняться… и не стал мстить. Колол по-мелкому, ну так еще бы и без этого! Информация, которую я тебе сейчас… подарила, дорого стоит. Так что мы квиты. С этой минуты счет идет по новой, мы оба на старте и ничем не связаны… Мы – конкуренты. Берегись… Маугли!
Кажется, у меня горели уши, и она видела это. Но зато она не знала, о чем я думал на протяжении ее монолога. А думал я о том, заплатит ли она за свой кофе или оставит это мне. И если кто-то думает, что я размышлял о какой-то фигне, пока пиранья делала мне психоанализ, он просто плохо читал Фрейда. Или Юнга. Или Фрома. Хотя все это туфта. У меня свои психосимволы. Женщина, которая расплачивается за обоих – типа, она пригласила, ей и платить, – гендерная сучка. Женщина, платящая за себя, в лучшем случае не питает к мужчине половой истомы. Но если после такого монолога она оставляет мужчине право заплатить за чашечку кофе… значит, секс был отменный. А что еще надо мужчине, чтобы чувствовать себя доминантным самцом?! И что есть важнее этого? Элис встала, покачала головой – видно, что-то прочла на моем фейсе, – и вышла.
Ес!
* * *Степка выглядел полным придурком и, хотя он таковым и был, вид этот мне не понравился, и я не замедлил высказать это. Он разорался, типа, какого хрена мы должны верить этой пиранье, основываясь на моем шизоанализе по поводу шизотраха?! Пока он вопил, я подкрался к двери и рывком открыл ее. На пороге, как и следовало ожидать, стояла Ангелина. Правда, в руках она держала поднос с двумя чашками кофе, но ведь ее никто об этом не просил!
– Чего изволите лыбиться? – хмуро поинтересовался я.
– Так сами и распорядились, – еще шире улыбнулась она и кивнула на дверь. Там действительно красовался плакат с распоряжением номер два: «Без улыбки не входить!» Вот стерва, как приспичило, так и повесила!
Я отобрал у нее поднос и захлопнул дверь, чуть не прищемив ее любопытный нос.
– Так что ты там вещал о нашем шизотрахе? – спросил я у Степки, ставя перед ним кофе.
– Тархун шизанутый, – сказал он, – какого фига ты перед ней перья распускал, вместо того чтобы отделять зерна от плевел?
– Знаешь, Степка, – ответил я, – мне и впрямь пофиг, врала она или нет. Она вернула меня в мое естественное состояние, за что я ей благодарен.
– Ага, в состояние естественного идиотизма.
– Степка, не нарывайся, все-таки я твой шеф.
– Дык мало осталось! Самое время сказать все, что я о тебе думаю, а то потом скажешь, если ты такой крутой, что ж не вкрутил, пока был подчиненным.
– Занятно. И что ты обо мне думаешь?
– Вот делать мне нечего, – заявил Степка, – как о тебе думать.
«Растет, – подумал я, – уже научился менять вектор».
Тренькнул телефон, и Ангелина сообщила, что меня требует Пимен Пименович.
– Допрыгался! – по-старушечьи шамкнул мне вслед Степка и добавил человеческим голосом: – Ты эт, юзни их по полной. Пущай не думают, что тут чайники пыхтят.
– Растешь! – все-таки выдал я похвалу и с легким сердцем отправился на десктоп к начальству (Степкина версия – «на ковер»).
– Изволите улыбаться? – поинтересовался Пимен, когда я переступил священный порог. Я подумал, что любое начальство предсказуемо, ведь не более десяти минут назад аналогичный вопрос я задал Ангелине. Посему я решил вести себя как она и ответил:
– Исполняю собственное распоряжение номер два.
Пимен зыркнул на Карлыча, и тот ему объяснил. Все, гад, знает!
– Про один и следующие и спрашивать не стоит, такие же дебильные, – констатировал ПиПи, обращаясь к Карлычу, и задал ему вопрос, видимо интересовавший его больше: – Как ты думаешь, чего в нем больше, наглости или тупого везения?
Мне было интересно узнать, что он подразумевает под вторым, и каким еще, на его взгляд, бывает везение, но я воздержался.
– Думаю, он не так прост, как хочет казаться, – глубокомысленно изрек инквизитор.
– Ты полагаешь, что от него еще будет прок? – полюбопытствовал ПиПи.
– Если не будет юродствовать, возможны варианты. Но, судя по всему, он решил нас кинуть.
– По всему? – вздернул бровь Пимен.
– Сегодня у него была встреча с Элис.
– Ну так не первая. Они же…
– Нет, – возразил Карлыч, – похоже, тут другое.
– Послушайте, – встрял я, – вряд ли я услышу что-нибудь новое о себе, так, может, отпустите, дел невпроворот.
– Да ну? – изумился Пимен. – И что за дела?
– Распоряжение номер два. Ваше, кстати. Ликвидировать Анатолия.
– Совсем съехал с катушек! – подпрыгнул Пимен. – Когда я тебе такое приказывал?
– Прослушки боитесь? – хмыкнул я. – Напрасно. Карл Карлыч не допустит. Он хоть и инквизитор, а в своем деле
