– Ладно.
– Опять плохо спала?
– Просто не хотелось. Все нормально.
– Ну спи тогда, не важно ведь, когда ты спишь.
– Да, верно. – Она натянула одеяло на голову.
Разные истории хорошо убаюкивали ее. Она приоткрыла один глаз, прокрутила поверхность на экране у изголовья и нажала запись старого романа Терри Пратчетта. Она слушала его тысячу раз и готова была прослушать еще тысячу, чтобы чтец погружал ее в сон своим спокойным голосом.
Она засыпала, слушая слова, когда теплое солнце начало проникать в комнату через края поляризационной пленки на окнах, иногда чуть пробуждалась, слыша свой тихий храп, и вдруг:
– Тэм?
Она сразу же села в кровати. Не часто в голосе Сета услышишь столько паники. Она окончательно проснулась и смотрела теперь на него, вошедшего в дверь, тяжело дышавшего: широко открытые глаза и редкие, торчащие как у безумного профессора волосы. Он держал в руке тост, о котором совсем позабыл.
– Ну что еще такое?
– Лимпопо звонит.
Она моргала, ничего не понимая.
– Сет?
– Настоящая Лимпопо. Извини. Живая Лимпопо. Она жива, вот что я хочу сказать. Она жива. Она звонит.
Тэм приложила руки к щекам, довольно глупый способ показывать свое удивление, но она ведь действительно была удивлена!
– Лимпопо жива?
– Она сейчас говорит с Лимпопо, – он заметил тост у себя в руке, поглазел на него, потом отложил в сторону. Тэм взяла этот тост и откусила. На нем толстым слоем было намазано масло, пивные дрожжи и табаско[112], – платонически идеальный завтрак Сета.
– Ничего себе, – она нашла свою робу на полу, надела тапки, доела тост Сета. – Пойдем.
В самой большой общей комнате уже стояли пять человек, потрясенные и восхищенные. Они слушали разговор, не перебивая.
– Они запрещали тебе писать письма?
Это был голос Лимпопо, их Лимпопо. Духа домашнего очага.
– Да, никаких писем. Я была здесь не одна. Нас здесь много, в отделении для политических. Без посетителей, без права переписки. Нас держат под другими именами.
Это тоже был голос Лимпопо, но уже повзрослевшей, голос престарелой женщины, голос Лимпопо, которая жила… (где же она жила?) уже больше десяти лет.
– Но сейчас… Сейчас заключенные взяли заведение под свой контроль, – ее голос звучал так, словно у нее кружилась голова от происходящих событий. – Три дня все было совсем плохо. Практически никто из охраны не выходил на работу. А те, кто вышел, были слишком напуганы. Они закрылись на своих постах и гавкали на нас через громкоговорители. А на третий день даже этого не было.
Вчера в полночь, бам-бам, все двери открылись. Охраны нет. Администрации нет. Никого. Все едва держатся на ногах от голода. Мы пошли в кафетерий, как только поняли, что происходит. Некоторые из нас организовали столовый комитет, запустили производственные системы и накормили всех. Затем кто-то попросил добровольцев пойти в лазарет и позаботиться о больных. Здесь много медсестер и… ладно, это, наверное, неважно. Никто здесь не знает, что случилось в дефолтном мире. Когда они добрались до комнаты связи, чтобы позвонить адвокатам, те сказали, что в Министерстве исправительных учреждений Канады произошло нечто вроде внутреннего переворота и никто там не желает общаться с внешним миром. Они сказали, что это не первое министерство, с которым это произошло. По всей вероятности, Министерство по делам ветеранов Канады устроило нечто подобное в прошлом месяце? Я не получаю высококачественные новости или аналитику здесь, в тюрьме… – Тэм начала понимать, о чем она говорит. Лимпопо сидела в тюрьме. Тюрьма была выведена из строя. «Выводить из строя» – сочетание, которое использовалось для обозначения самоуничтожившихся государственных институтов, которые вдруг стали кооперативами в стиле ушельцев, раздали канцелярские принадлежности и открыли базы данных для всех желающих.
Она слышала о «выведенных из строя» больницах, полицейских управлениях, государственных жилых фондах… Но тюрьмы – это было что-то новенькое. Что-то крупное.
– Лимпопо, – позвала она.
Они обе ответили, что могло бы быть очень смешным и, наверное, будет отныне. – Извини, не дух домашнего очага, а настоящая.
– Кто это?
– Это Тэм.
– Тэм? Не может быть! Тэм! Ты все еще жива? Все еще с Сетом?
Она улыбнулась и стиснула руку Сета.
– Да, и он тоже здесь.
– Бедная-бедная Тэм, – все знали, что она шутит, даже Сет.
– Я его выдрессировала. Она стал старым и медлительным, а я очень жестокая.
– Да ну, не верю.
– Лимпопо, ты где? Я имею в виду, физически.
– Рядом с Кингстоном, чуть севернее. После Джойстауна. Кингстонская женская тюрьма.
– Ты в безопасности?
– Ты хочешь сказать, не придут ли сейчас убийцы, чтобы покончить со мной? Вряд ли. Меня сейчас это не тревожит. Здесь достаточно ненадежных людей, но там у них тоже много ненадежных людей. Большинство из здешних женщин мои друзья. Некоторые почти как сестры.
– Можем ли мы приехать и забрать тебя?
– Что ты имеешь в виду?
– Можем ли мы приехать и привезти тебя сюда? Здесь Покахонтас, и Гретил, и Ласка, и их дети, и Большое колесо, и Малое колесо, и даже Керсплебедеб, хотя она сейчас называет себя Нузи…
– Подожди секунду, я не знакома как минимум с половиной из них. Я даже не знаю, где вы находитесь…
– Гэри.
– Я не знаю, кто это.
– Гэри, штат Индиана. Хорошее место. Мировые лидеры пытаются возродить старые здания. Колониальные кирпичные строения, интеллектуальные решетчатые фермы, огромные старые места, которые не поддерживались в течение пятидесяти – семидесяти пяти лет.
– Штат, который начинается и заканчивается на гласную букву? Ты, должно быть, издеваешься.
– Тебе здесь понравится, Лимпопо. Ты настоящая героиня.
– Это правда, – сказала Лимпопо-дух-домашнего-очага. – Ты здесь святая.
Другая Лимпопо охнула.
– Вы меня просто убиваете.
– Извини, Лимпопо, – сказал Сет. – Мы думали, что ты умерла. Ты стала мученицей.
Новое оханье.
– Мы не шутим, – сказала Тэм. – Приезжай к нам. Или мы приедем за тобой. Нам все равно, кто куда приедет. Мы любим тебя. И мы очень скучали.
– Эй, – сказала Лимпопо, что была духом домашнего очага.
– Очень скучали по объятиям и прикосновениям, – поправилась Тэм, – и тебе нужно встретить эту другую Лимпопо, нашу Лимпопо, она просто мировая тетка.
– Не подлизывайся, – сказал дух домашнего очага. – Будешь выколупывать мышиный помет из своих хлопьев, уродина.
Другая Лимпопо засмеялась.
– Сразу чувствуется мой типаж. В буквальном смысле, видимо. Что уж там, кто мог предполагать, что эта неделя станет еще более странной.
Послышался громкий удар и гром ботинок по лестнице, потом в комнату вломились Гретил и Ласка, а перед ними мальчишки, как две разрушительные сопливые кометы, они забирали друг у друга игрушку, даже когда протискивались в зал через дверной проем и младший рвал волосы на голове старшего. Гретил ловко разжала пальцы, вцепившиеся в волосы, подняла его в воздух и поставила на пол в стороне от старшего брата.
– Она жива? – сказала Ласка, схватила старшего, начала его раскачивать, а тот смеялся и запрокидывал голову назад.
– Мы говорим с ней прямо сейчас, – сказала Тэм. – Лимпопо, пришли Ласка и Гретил.
– Ласка жива?
Ласка засмеялась:
– Видимо, нам нужно
