Чуть приоткрыв глаза, Рахмат едва не рыдая от скрутившей его тело боли, залитыми кровью и потом глазами, взглянул в сторону забывших обо всем любовников.
Сигтона, откинув назад красивую голову, сжимала в объятиях смуглое тело северянина, дрожала и стонала от наслаждения, вбирая в себя последние капли страстного восторга.
Нервное, иссушенное молитвами и ночными бдениями, лицо Черной жрицы посветлело от радости. Глаза запылали адским пламенем – вот он, тот долгожданный миг, ради которого она жила, жила долго, не старея и не слабея, забирая жизни у других людей, предавая и забывая. Скоро, очень скоро, ее госпожа и повелительница вернет себе всю свою силу и жестоко отомстит миру, отвергнувшему и изгнавшему ее, а слугу свою верную и преданную возвысит и вознаградит.
Рахмат сжал тонкие губы и кровь потекла по его подбородку.
Как ненавидел сейчас он ту, виновную в гибели его отца и учителя, ту, из-за которой друг его, несгибаемый и непобедимый Конана сделался послушной марионеткой дьявольской твари, принявшей облик обольстительной красавицы, ту, из-за которой погибла Гури, погибла страшной и мучительной смертью. И остатки любовного заклинания, наложенного на Рахмата пятнадцатилетней девственницей из княжеского дома, зверски умерщвленной и поруганной,заставили обычно трусоватого туранца озлобиться и из последних сил поползти вперед.
Опустошенный смертельными ласками Темной госпожи, Конан валялся на каменных ступенях алтаря, едва не задевая босыми ногами холодное тело мертвой девушки и мутным взором обводил залитый колдовским светом зал, чувствуя, как жизнь постепенно покидает его утомленное тело.
Размазывая по гладким бедрам семя мужчины, Сигтона отпрянула прочь от киммерийца и, вскинув руки к темному небу, победно расхохоталась.
Черты лица ее страшно исказались, сделавшись страшными и хищными, хохот перешел в жуткий рев от которого мороз побежал по коже у всех, стоящих в зале, без исключения.
Киммериец, откинув голову, пялился в черное небо, в котором даже звезды угасли и глаза его постепенно заволакивала сизая пелена.
- Бессильный ублюдок! – расслышал варвар язвительный голосок туранца и что-то всколыхнулось в его усталом сознании – Драный пес, требуха вонючего киммерийского козла! Подстилка дрянной бабенки, сумашедшей шлюхи и развратной твари!
Рахмат утер кровавую пену, выступившую на губах и негромко произнес:
- Убийца… Убийца невинных!
И, тут Конан очнулся – и не едкая насмешка туранца заставила его отринуть тягостный полусон, грозящий утянуть могучего киммерийца в вечность, а нечто большее, то, что родилось в его груди в единый миг близкой смерти. Словно толчок почувствовал варвар, ощутил, как удар, пощечину, жесткую и оскорбительную, нанесенную самими богами.. Но он очнулся, отринул дурман и вспомнил о своем предназначении..
Словно после глубокого обморока, он встряхнул головой, и с ужасом узнал в сияющей золотом женщине, которую только что сжимал в объятиях и осыпал поцелуями, жуткого демона своих ночных кошмаров. Своим взглядом он проник сквозь ее защитные покровы, и под нежным телом земной красавицы, сумел разглядеть медно-красную плоть, оскаленные зубы и когтистые лапы существа из Сумеречного мира. И голод…неутолимый голод…вечный и бессмертный, как само зло.
Черная жемчужина зловеще сияла в центре платинового обруча, концентрируя разрушительную силу демонессы.
- Слишком поздно, варвар! – хриплым голосом рассмеялось существо, протягивая к своему возлюбленному длинные, поросшие жесткими волосами руки с грязными черными когтями.
Со стороны казалось, что прекрасная, задыхающаяся от желания женщина, стремится к своему возлюбленному, дабы слиться с ним в страстных объятиях.
Десятки мужчин, находящихся в подземной зале, жутко завидовали избранному, ненавидя его.
Конан отпрянул назад, но демонесса лишьусмехнулась своими пустыми, вечно голодными глазами.
- Смирись, варвар! Не тебе, ничтожному, выступать против одной из властительниц Черной бездны! Нет сил, способных противостоять мне в этом мире! Ты отдал мне свою мужскую силу, возвратил мне былое могущество, непостижимое для твоего примитивного разума! Со слугами моими, ракшасами, ты справился, но со мной… Боги и те не смеют вмешаться, дабы не нарушить Равновесие, царящее во Вселенной! А, теперь – существо облизало свои мясистые губы, напоминающие два куска сырого мяса, продемонстрировав ряд острых, точно кинжалы зубов – отдай мне свою душу! Я сожру твою плоть, выпью кровь, каплю за каплей и ты растворишься во мне, став единым целым со мной, будущей королевой этого мира! Ах, я уже и забыла, как может быть сладка плоть смертного!
Конана едва не стошнило от того, что он помнил, как целовал эти губы и ласкал это тело.
Рахмат, чьи силы стремительно убывали, еще успел заметить, как полногрудая женщина склонилась над его другом, пряча черноволосую голову киммерийца под серебристым водопадом своих густых волос.
Содрогаясь от охватившего его отвращения, Конан отползал прочь от ужасающей морды с оскаленной пастью.
- Трепещи, смертный! – прошептала демонесса томным голосом, посматривая на него, точно на большой вкусный кусок мяса – Я остановила время и теперь не спеша могу наладиться вкусом твоей сладкой плоти. Варвар, каково это – целовать саму Смерть?
Рука киммерийца, шарившая вокруг в поисках хоть какого-нибудь оружия, способного защитить его от голодного монстра, нащупала гладкую рукоять кинжала с присохшими каплями крови бедняжки Гури. Это был тот самый нож, с серебристым лезвием из орихалка, пронзивший сердце княжны и вызвавший из преисподней мерзкую тварь.
Конан схватился за него, как утопающий хватается за соломинку. Сильные пальцы крепко сжали рукоятку кинжала. Медленно, превозмогая апатию и сонливость, внезапно навалившуюся на него, Конан начал подниматься навстречу демону.
- Ты еще сопротивляешься! – проскрипело существо, обнажив длинные клыки, готовые впиться в горло варвару – Ты лучшее, что я когда-либо имела, а имела я, поверь, немало. Я долго буду помнить о тебе, киммериец..
Собрав все свои силы, Конан вонзил оружие древних атлантов в багрово-красную грудь чудовища по самую рукоять.
Дико вскрикнув, демонесса отшатнулась в сторону, пытаясь вытащить лезвие из своего тела. Серебристый металл потемнел, впитав в себя зло тысячетилетилетнего существования мрачного демона и став хрупким, точно стекло, сломался. Злобно рыча, демонесса бросилась на обидчика, настигая его своими страшными когтями.
