В дверях замаячил Отец Лес.
— Славная девочка, — сказал он.
Двадцать пять
Широта 63º 54' 53'' N
Долгота 125º 24' 07'' W
Высота 1301 фут
ДОЛГИЙ ПОЛДЕНЬ ЛЕТА прошел, будто его и не было. Подкрадывалось осеннее равноденствие: звезды появлялись раньше, солнце вставало позже, над северным лесом театральным занавесом колыхалось полярное сияние.
Касси прижалась щекой к кухонным ставням и взглянула на клочок неба за окном. Она обняла себя за широкий живот и почувствовала, как ходит буграми ее кожа: это шевелился ребенок. Медведь сказал, что она родит осенью. У нее почти не оставалось времени.
Небо, светлея, переходило из темной синевы к бледно-розовому. Касси изо всех пыталась не закричать. Она потратила все лето на бесполезные хлопоты по хозяйству. Нет никаких сомнений: Отец Лес вполне мог скомандовать своему дому выполнить все эти дела. Его пристрастие к обычным, сделанным человеческими руками, трубам и чистящим средствам было странным, словно он забыл, что мунаксари могут выполнять ежедневные дела при помощи волшебства. Но она выполняла все — все и без малейшей жалобы. Тем не менее Касси по-прежнему томилась в своей деревянной клетке и ни на шаг не приблизилась к спасению Медведя.
Отступив от окна, она огляделась, чтобы не наступить на ветви. Отец Лес это почувствует. Четыре месяца она непрерывно беспокоится о том, что подумает или почувствует Отец Лес, и все еще никакой надежды на побег. Касси подумала о маме. В последнее время она часто вспоминала о ее заточении в замке троллей. Теперь Касси сама иногда просыпалась от собственных криков, но ее никто не приходил утешить.
— Здра-а-авствуй, маленькая мамочка!
Касси выглянула сквозь ставни. Там, снаружи, осина махала рукой-веточкой над головой.
Ох. Только не снова.
Осина запрыгала по поющим камням.
— Скажи Отцу Лесу, что я пришла!
Она являлась каждое утро, как по звонку. Но в последнее время у Отца Леса были и другие посетители: древесные люди из южной части бореального леса приходили к хижине, чтобы обсудить размещение и комбинации осенней листвы, словно были художниками, что выставляют свои работы в гигантской галерее.
— Он сказал, что не сможет принять тебя сегодня, — сказала Касси сквозь ставни.
Подбежав к окну, девочка-дерево зашипела на Касси. Дикие желтые глаза, острые зеленые зубы. В этот момент все детское в ней исчезло, сменившись звериным. Касси невольно вздрогнула и отступила от окна, и тогда осина завыла.
— Ох, мои осины! Они страдают! Это все из-за елей. Они распускают корни и воруют почву у моих осин!
— Мне жаль, — ответила Касси, разглядывая ее сквозь щель. Как бы симпатично ни выглядела древесная девочка, ребенком она не была. Ее бойкость, ее невинность, — все было притворством, как и образ доброго Деда Мороза, который надевал на себя Отец Лес.
Осина пронзительно завопила. Ее листья вздыбились, глаза закатились, рот превратился в огромную дыру в коре лица.
— Он должен прийти и посмотреть! Ели выдворяют мои осины назад в долины. Мои осины теряют солнечные лучи со склонов. Мои осины умирают без солнца! — Ее худое тельце затряслось. — Дай мне с ним увидеться!
Бросившись на окно, она вцепилась в ставни ногтями.
Касси отпрянула.
— Я скажу ему, что ты здесь.
Осина широко заулыбалась, снова превратившись в зеленокожего ребенка:
— Отличненько.
Касси сбежала в гостиную. Фосфоресцирующий мох подсвечивал стены бледно-зеленым. Открытый огонь, сказал Отец Лес, заставляет его посетителей нервничать. Шестеро посетителей — березы, мертвенно-зеленые в свете мха — приросли к деревянному полу.
Перешагивая через их корни, Касси шепнула Отцу Лесу на ухо, что пришла осина. Он поморщился; необычное для Санты Клауса выражение лица.
— Ты можешь сказать ей «не сейчас»?
— Вы знаете, какая она.
— Ох, мамочки мои. Мне надо идти…
— Это неприемлемо. — Один из березомужчин захлопал листьями на голове.
Другая береза нахмурилась и сказала:
— Мы прошли долгий путь.
Вступила и третья:
— Нам нужно принять важные решения.
— Ох батюшки-светы, — закряхтел Отец Лес. — Касси, дитя моя, ты не могла бы ее угомонить.
Касси начала было отказываться, но оборвала себя на полуслове. Может, это был ее шанс. Если ей удастся использовать эту сумасшедшую девчонку… Сердце у Касси застучало, но она изо всех сил старалась говорить спокойно:
— Я могу убедить ее показать мне ели. Скажу, что обо всем доложу вам.
Он нахмурился:
— Думаю, она может подождать несколько…
— Еще несколько секунд — и она вломится сюда. Как сами понимаете, мне бы не хотелось идти в такую даль. — Для убедительности она похлопала себя по круглому животу. — Но если этим я буду вам полезна…
— Пусть человек пойдет, — сказала одна из березоженщин.
Другая добавила:
— Да, давайте перейдем к делу.
Третья вставила свое слово:
— Да, пожалуйста, у нас мало времени.
Отец Лес сдался:
— Ну ладно, ладно. Ступай уж. — Он махнул рукой, отпуская ее.
Одна из берез похлопала его по коленке и начала:
— А насчет этого оттенка желтого…
— Золотистые тона лучше, вы не находите? — ответил Отец Лес.
Касси отступила на кухню в уверенности, что он поменяет свое решение. В любую секунду он может осознать, что совершил ошибку. Она положила дрожащую руку на дверную задвижку. До этого щеколда вела себя так, словно была частью двери.
Касси отодвинула ее — и дверь раскрылась. Касси выпала наружу. Колени ее дрожали; она прислонилась к дверному косяку и втянула в себя побольше воздуха. Он пах елью и землей, тенями и солнечным светом.
— Маленькая мамочка, а он с тобой?
Касси едва слышала ее. Она прошла к калитке. Юбку задевали колкие бурые папоротники. Из-под босых ног раздавалось теплое похрустывание еловых игл.
Беги, зашептал ей разум. Беги.
— Маленькая мамочка? — В голосе осины зазвучали опасные нотки. Она топнула веточкой-ногой, и Касси, наконец, обратила на нее внимание. Если она хочет сбежать, нужно утихомирить осину.
— Он попросил меня сходить и посмотреть вместо него, — сказала Касси. — Я обо всем ему доложу.
— Мы хотим только того, что принадлежит нам по праву. — Осина снова стала любезной. — Это несправедливо. Другим деревьям солнца достается куда больше.
Касси отворила калитку. Когда она ступила за ограду, колени ее тряслись. Осина тем временем продолжала:
— У некоторых деревьев расположение такое прекрасное, что они могут разговаривать с ветрами. Но только не осины, нет! Это совершенно несправедливо. Это произвол.
Сразу за частоколом начиналась первобытная лесная чернота. Лесную почву устилали съежившиеся папоротники. Над головой же ветви и листья сплетались так тесно, что совсем душили солнечный свет. Касси может потеряться в этой тьме. Она просто там исчезнет.
Девушка оглянулась на хижину. Мирное зрелище: пряничный домик в теплых розовых лучах рассвета. Она еще слышала нарастающие и затихающие голоса берез сквозь ставни. Вот-вот Отец Лес бросится
