Джанет Эдвардс
Жнец
Впервые я встретила Натана, патрулируя телохранилище. Я вела свой четырёхколёсный багги мимо рядов одинаковых, покрытых пылью белых камер заморозки. Последние четыре столетия жители Земли ложились в эти контейнеры, оставляя замороженные тела в реале, в то время как их разум начинал новую жизнь в виртуальных мирах Игры. Телохранилища расширялись, чтобы вмещать всё больше людей, и теперь огромные подземные пещеры, казалось, уходили в бесконечность.
Приближающийся чужой багги напугал меня. Весь последний год я отрабатывала двенадцатичасовую смену в телохранилище. Ежедневно прибывала на ближайшую транспортную остановку в 3:00 и забирала багги у своей сменщицы Делоры. С этой минуты и до 15:00, до возвращения повозки Делоре, я находилась в хранилище совершенно одна.
Заскучав от одиночества, иногда я останавливала багги, вытирала с прозрачного окошка контейнера скопившуюся грязь и некоторое время изучала лицо человека в анабиозе. Я пыталась угадать его характер и развлекалась, гадая, в котором из двух тысяч миров Игры бродит его разум. Предпочитает ли он битвы в Средневековье, укрощение диких лошадей в Луге или сотворение заклятий в Колдовстве?
К этому моменту я повидала, пожалуй, тысячи лиц замороженных игроков, но впервые в телохранилище мне попался человек с температурой тела выше точки замерзания. Парень и я остановили багги рядом со сдвоенными столбиками, разделяющими Красный и Зелёный сектора, и молча уставились друг на друга.
Передо мной стоял ровесник с прямыми тёмными волосами, облачённый в синий комбинезон и восседающий на четырехколёсном чёрном багги с зелёными огоньками. Он же видел девушку с волнистыми каштановыми волосами, облачённую в синий комбинезон и восседающую на четырехколёсном чёрном багги с красными огоньками. Комбинезоны были самой дешёвой и практичной доступной одеждой. Эти бесформенные одеяния сидели на всех вкривь и вкось, но кого, кроме тусовочной публики, волновало, как кто выглядит в реальной жизни. Для большинства детей куда важнее было решить, как они хотят выглядеть в Игре.
— Я — Натан, — представился парень.
— Я — Джекс.
Мой мозг очнулся от шока и заработал в обычном режиме. Я патрулировала Красный сектор, Блок 2, ряды с 25000 по 50000. Натан, видимо, патрулировал Зелёный сектор, Блок 2, ряды с 25000 по 50000. Пожалуй, мы с дюжину раз разминулись на границе меж секторами, и теперь случай столкнул нас лицом к лицу.
— Мерзко это всё, правда? — продолжил Натан.
Мне не надо было уточнять, о чём речь. На дворе стояло 21 апреля 2519 года, и каких-то три недели назад в силу вступил билль Либрука Эштона. Среди детей в наших кругах только о нём и говорили, и, по моему мнению, “мерзко” было крайне вежливой характеристикой.
Почти четыреста лет закон гласил, что для вступления в Игру следует достичь восемнадцати. Исключение составляли дети с критическими заболеваниями, им разрешалось присоединиться к Игре раньше, если на карте стояла жизнь, но это было крайним отчаянным средством. Все знали, что вступление в Игру не только замораживает возраст тела, но и влияет на умственное развитие. Те, кто попал слишком рано, в дальнейшем взрослели с большим трудом.
Первый закон о принятии в Игру лишь совершеннолетних приняли из добрых побуждений. А вот билль Либрука Эштона цинично поднял возраст совершеннолетия до девятнадцати лет. Теперь мы и наши ровесники будем считаться детьми и продолжать пахать в реальном мире на год дольше.
Мне исполнится восемнадцать меньше, чем через неделю. Я думала, что в этот день лягу в морозильную камеру и начну настоящую жизнь в Игре. А теперь билль Либрука Эштона отодвинул заветную дату на целый год, и я от этого просто ядом плевалась.
Но хоть я и плевалась ядом, отлично знала, что наши багги отслеживают всё, что мы делаем или говорим. Вряд ли кто-то из супервайзеров когда-либо прослушает эти записи, но рисковать, жалуясь на несправедливость, я не хотела.
Я многозначительно кивнула на свой багги. Натан бросил на него панический взгляд. Ясно, что в своем учебном пособии он ни строчки не прочитал о следящих за нами повозках.
— Тебе тоже почти восемнадцать? — спросила я.
— Исполнилось два дня назад, — ответил он, нервно поглядывая на багги.
Натан был невероятно близок к вступлению в Игру, когда приняли билль Либрука Эштона. Я сочувственно посмотрела на него, мы безмолвно поняли друг друга и сошли с повозок. До обеденного перерыва делать паузу в работе не следовало, но общество только что украло целый год нашей жизни, так что особого пиетета мы не испытывали.
Мы сели лицом друг к другу, я прислонилась к красному столбику, а он к зелёному. По правилам дети вроде нас не должны здесь патрулировать, эта работа предназначалась для взрослых, но те взрослые, что контролировали из Игры дроидов, требовались для более важных дел. Вряд ли кому-то снова понадобятся все эти туловища. Тела игроков, которые изъявили желание возможной разморозки в будущем, сберегались в краткосрочных хранилищах. Камеры заморозки в телохранилищах предназначались для тех, кто заплатил пожизненный взнос за Игру. Им больше не требовалось работать, их разум пребывал в идеальной вечности где-то среди множества миров Игры, и возвращаться в реальность им было ни к чему.
Возвращаться в реальность им было ни к чему, но обслуживание тел входило в пожизненный игровой контракт, поэтому камеры заморозки постоянно контролировались системами управления, а дети, вроде меня или Натана, патрулировали, проверяя, нет ли проблем. Большей частью ничего не происходило, но иногда случались инциденты, которые контрольные системы не могли обнаружить. За последние месяцы я нашла проросшие сквозь потолок корни, текущий по проходу ручеёк и гнездо молоденьких кроликов.
Когда я обнаруживала проблему, тут же звонила супервайзеру, взрослому по имени Фрейзер. Он неохотно отвечал из Игры, сам проверял случившееся с помощью контролируемого дроида, а затем давал задание техподдержке предпринять необходимые действия. За каждый звонок он получал ещё несколько кредитов к игровой подписке. Я надеялась, что в Игре найду для себя подобную непыльную работу.
— Ты тоже работаешь с супервайзером Фрейзером? — спросила я.
Натан покачал головой:
— За Зелёный сектор отвечает Лакша. Она — русалка в игровом мире Аква.
— А Фрейзер всё ещё выбирает, где бы осесть. Только что переехал в Луг.
Натан задал вопрос, который все дети постоянно задают друг другу:
— А ты в каком мире хотела бы жить?
— Когда буду писать заявление в Игру, в первую очередь укажу Ганимед.
Я улыбнулась, вспомнив картину с Ганимедом на стене своей комнаты. Она изображала растиражированный пейзаж: разбросанные вдоль пляжей Ганимеда мерцающие паучьим шёлком дома, бьющаяся о песок пена волн, небо заполнено Юпитером во всей красе. На переднем плане стояла девушка
