Пленку вставил в диктофон, включил.
– Первый вопрос: назовите ваше имя и опишите ваши отношения с покойным, – услышал он собственный голос.
– Второй: где вы были в ночь убийства Элайна?
– Третий: вы знаете кого-нибудь, кто по какой-либо причине мог желать Элайну смерти?
– Четвертый: вы видели тело? Если да, опишите подробно, что вы видели.
– Пятый: вы абсолютно уверены, что смерть Элайна не была самоубийством?
– Шестой: это вы убили Элайна?
Далее последовала пустая пленка, тихие помехи минут пять или шесть, а потом – громкий щелчок, и заговорил мужской голос.
– Хелминг, – произнес он. – Мы были… знакомыми, – настала пауза, микрофон с щелчком отключился, но пленка продолжала крутиться.
– Я был у себя в комнате. Услышал шум, попросил Майкла вынести меня в коридор и…
Неожиданно наступило молчание – часть речи была стерта.
– Не знаю, зачем кому-то нужно [пробел], полагаю, вопрос недостаточной веры.
– Нет, я не видел [пробел]…
– Да.
– Нет. Я…
Запись резко оборвалась, наступила тишина, а потом появился новый голос, новый человек, говоривший в том же загадочном полустертом стиле, не открывая ничего дельного. Откуда эти пропуски? Речь третьего ничем не отличалась, и только тогда Кляйн понял: их слова были такими расплывчатыми, что люди на кассете могли отвечать вообще на любой вопрос. «В эту ночь я был у себя в комнате. Я услышал шум и вышел в коридор, и…» – это мог быть ответ на вопрос «Где вы были в ночь убийства Элайна?», но Кляйн мог представить еще множество вопросов, на которые последует такая же реакция. «Где вы были в ночь, когда разрисовали коридор? Где вы были в ночь, когда Маркер вернулся пьяным?» Ни один из трех голосов не упомянул слово «убийство», слово «Элайн» или слово «смерть». А если и упомянул, то эту часть записи стерли.
Он перемотал кассету, начал заново, выкрутив звук как можно громче, прислушиваясь к пустым отрезкам удаленной записи в надежде разобрать хотя бы намек на то, что там было раньше. Не услышал ничего, кроме полубормотания, которое, как он осознал, вообще не было человеческим голосом, а всего лишь усиленным звуком механизма самого диктофона. Он выключил кассету и сел, пытаясь понять, что делать дальше.
Когда в начале вечера прибыл Рамси и принес ужин, балансируя подносом на культях, Кляйн потребовал встречи с Борхертом.
– Я передам вашу просьбу, – ответил Рамси.
– Мне нужно встретиться с ним немедленно. Мне нужно встретиться с ним сейчас.
– Прямо сейчас вам нужно поесть, – сказал Рамси. – И постараться пережить похмелье. Вчера вы были в жутком состоянии.
– Мне нужно видеть Борхерта, – настаивал Кляйн. – Это срочно.
– Ладно. Пока ешьте. Я схожу и посмотрю, что можно придумать.
У двери он остановился и оглянулся с упреком на лице:
– Вы даже не спросили о Гусе.
– А что спросить?
– Как он после вчерашнего.
– И как он после вчерашнего?
– Хорошо – сказал Рамси. – Просто замечательно.
– Чудесно, – ответил Кляйн. – А теперь шевелись и найди мне Борхерта, черт возьми.
Как только Рамси ушел, Кляйн открыл поднос: вареная картошка, тонкий и завивающийся кусочек сероватого мяса, горка переваренной моркови. Ел он медленно, чередуя картошку с мясом и морковью, пока тарелка не опустела, затем снова проиграл кассету. Казалось очевидным, что на самом деле никому не интересно раскрытие преступления. «Тогда зачем вообще меня привозить?»
Когда Рамси вернулся, Кляйн выключил диктофон.
– Все готово, – сказал Рамси. – Борхерт с вами встретится.
– Хорошо, – Кляйн встал. – Пошли.
Рамси немного удивился:
– А, но не сегодня же, мистер Кляйн. Сегодня Борхерт не может.
– Но мне нужно встретиться с ним сегодня.
– Он примет вас через три дня, – ответил Рамси. – Это лучшее, что он может сделать.
Кляйн оттолкнул Рамси и выскочил за дверь, вон из дома. Он слышал, как Рамси его зовет, громко. Быстро зашагал по посыпанной гравием площадке перед домом, свернул на широкую дорогу, срезал в нужный момент по тропинке, чтобы нырнуть в тень деревьев. Интересно, следует ли за ним Рамси. Он перешел на бег.
Кляйн поднялся на холм, на тропу под деревьями, к нависающему дому, к калитке перед ним, где из-за колонны снова выскочил охранник и встал с другой стороны, чтобы смерить гостя одним глазом. Кляйн не помнил, тот ли это человек, что был раньше, или нет.
– Что требуется? – спросил охранник.
– Я пришел встретиться с Борхертом, – сказал Кляйн, подавшись вперед, пока чуть ли не уперся в калитку.
– Борхерт сегодня не принимает, – сказал охранник.
– Меня примет.
Охранник чуть повернул голову, зафиксировал единственный глаз на Кляйне:
– Нет. Не примет.
Кляйн ударил его через калитку. Он был готов к ощущению удара по виску, но из-за того, что бил культей, ощущение оказалось странным. Она заныла. Охранник молча рухнул на землю, а пока пытался подняться, Кляйн уже перелез через ограждение. Пнул одноглазого еще пару раз, пока не убедился, что тот не шевелится.
Когда Кляйн постучался в дверь дома, то увидел, что к калитке подходит Рамси. Привратник еще не поднялся, но уже стоял на четвереньках и медленно поднимался на ноги. Кляйн снова постучал, и охранник внутри приоткрыл дверь и спросил: «Что требуется?» – и Кляйн вместо ответа распахнул ногой дверь так, что ударил мужчину по лбу, и тот отшатнулся, обливаясь кровью. Кляйн толкнул его раскрытой ладонью в грудь, опрокинул на пол и проскочил мимо, побежал по коридору на лестницу.
Но не успел он добраться до третьего этажа, как получил тяжелый удар по затылку. Ступенька метнулась навстречу и врезала ему в лицо. Когда Кляйн поднялся, его уже окружили одноглазые люди, а в глаза текла собственная кровь. А потом его били так сильно и так часто, что он уже ничего не слышал – точнее, звук доходил волнами, – и казалось, он падал так низко, сколько на лестнице нет ступенек, а после уже с трудом помнил, что он вообще человек.
Когда взгляд Кляйна снова сфокусировался, над ним высился Борхерт. Кляйн осознал, что лежит на полу в комнате Борхерта, а из носа лентами струится кровь пополам с соплями. Он подтянулся и сел, провел рукой по лицу.
– Ну, мистер Кляйн, – сказал Борхерт, – похоже, я очень срочно был вам нужен.
Кляйн промолчал.
– Так в чем же дело?
Он попытался ответить, но, прежде чем заговорить, пришлось проглотить кровь.
– И это того стоило, мистер Кляйн? – спросил Борхерт. – А ведь какое было красивое лицо. Вы готовы обменять лицо на разговор лицом к лицу?
– Мне надо их видеть.
– Их? Мой дорогой Кляйн, но кого – их?
– Людей с кассеты.
– Мистер Кляйн, – сказал Борхерт. – Вы однушка. Разве можно надеяться, что человек с двузначным количеством…
– Мне надо их видеть, – повторил Кляйн.
– Но,
