— Ладно, успокойся. Что было — то было. Теперь-то время не повернешь вспять.
Лиза осматривает свои руки, а после начинает теребить обручальное колечко. Она любуется дорогой вещицей несколько секунд, и я замечаю едва заметно промелькнувшую на ее лице улыбку. Наверное, вспомнила о муже.
— Яра часто названивала твоему брату, а тот либо не брал трубку, либо все-таки поднимал и просил ее отвязаться, — задумчиво продолжила девушка. Воспоминания о возлюбленном будто смягчили ее. — Однажды она сказала, что не сможет жить без него. Я отнеслась к ее словам несерьезно, думая, что у подруги случилось помутнение рассудка на почве безответной любви.
— И? — нетерпеливо спрашиваю я, надеясь, что девушка скорее раскроет суть рассказа.
— И? И все. Она действительно не смогла без него жить. В один из вечеров она сидела у меня, как раз прошла неделя после свадьбы. Мы сидели и болтали обо всем, но я видела, что в ее глазах обитает лишь глубочайшая печаль, и разумом она где-то далеко. Вернее не где-то, а рядом с твоим братцем. Честно, я не думала, что любовь может довести человека до такого состояния. А еще я чувствовала, что она что-то скрывает от меня.
Лиза встряхнула головой, будто прогоняя воспоминания. А я буквально видела эту Яру, ее образ в моей голове, то, как она плакала ночами, думая о Диме. Даже мне стало жутко. Я себе представить не могу, что она чувствовала тогда. То, что случилось между мной и Русланом кажется вообще чем-то глупым и детским. Да, я и сама пускала слезы, но то, что я тогда чувствовала — это лишь несерьезная обида на мальчика из детства. Правду говорят, что все познается в сравнении. Когда кажется, что твои страдания — это самое ужасное, что ты мог чувствовать за все твое существование, жизнь стукает тебя лицом об асфальт, добавляя что-то новенькое, нечто похуже, чем было в прошлый раз.
— Где-то за неделю до того, что сделала Яра, она пришла ко мне домой и слезно просила дать свой телефон. Думаю, тебе понятно, для чего. Твой брат не поднимал трубку, когда видел, что звонит она. Поэтому Яра решила набрать ему с чужого номера и, о чудо, через пару сотен звонков, твой брат удосужился ответить. Я не знаю, о чем они там говорили, но после разговора Яра убежала от меня вся в слезах. Ох, если бы я остановила ее… но я осталась стоять на пороге, глядя на то, как она рыдает и бежит по лестнице на выход.
— Что случилось дальше? Что твоя подруга сделала?
Чувство волнения охватило меня. Я понимаю, что девушка что-то совершила. Может быть, все-таки это Яра виновата в смерти брата? На миг, я перестала чувствовать к брошенной девушке жалость, и от нервов заерзала на стуле.
— Не переживай, она не убивала твоего братца. Она слишком любила его, чтобы так с ним поступить, — выплюнула Лиза с прежней яростью. — Настолько любила, что не жалела себя.
Я моргнула, понимая, наконец, к чему клонит девушка. Стыдливо отвела взгляд, не в силах слушать продолжение, как будто бы я виновата в том, что произошло. Боже, почему люди такие сумасшедшие? Еще один вопрос в моей копилке вопросов, не имеющих ответы.
— Она выпила лошадиную дозу снотворного.
Некоторое время я просто виновато смотрю на Лизу, не в силах что-либо произнести. Правда, будто я сейчас отдуваюсь вместо провинившегося брата, ощущаю, как на меня ложится вина за то, что он довел бедную девушку до самоубийства. Знал ли Дима, что она сделала? Господи, совершенно не могу понять, как из-за любви можно пойти на такое. Любовь ведь светлое чувство… Нет, светлое оно тогда, когда любовь взаимна. Если же твоя любовь не нужна другому человеку, то она может превратиться в уничтожающую мир силу. Вот оно, двоякое чувство любви: способно давать жизнь и согревать все вокруг, либо уничтожать, оставляя после себя разруху и боль.
— Она… умерла?
— Сплюнь! Ярославу успели спасти, правда, ее поступок не прошел бесследно. — Девушка тяжело вздохнула. — Я все рассказала. Ты удовлетворила свое любопытство?
— Подожди, но почему ты солгала следователю?
— У тебя есть друзья? Настоящие друзья?
Я сразу вспомнила Машку и то, что она не дает о себе знать уже который день.
— Я не знаю, — смутившись, пожимаю плечами. — Да и какая разница?
— Вижу, что нет, — Лиза ухмыляется. — Если бы у тебя был хоть один дорогой тебе друг, ты бы поняла меня.
— Извини уж. Просто объясни мне, ладно? — наклоняюсь ближе к ней.
— Если бы я рассказала все следователю, они бы начали проверять Ярославу. Я не могла этого допустить. Твой братец и так хорошо подпортил ей жизнь, не говоря уже о здоровье. А она только недавно вышла из комы. Ее нельзя волновать.
— С ней все в порядке?
— Едва ли. Ты знаешь, какие последствия могут быть от передозировки снотворным?
Я отрицательно мотаю головой.
— У нее отказали почки, появилась сердечная недостаточность, а также она не может нормально ходить из-за неврологических нарушений, которые появились после комы. Стоит ли говорить про депрессию?
Я снова мотаю головой, чуть приоткрыв рот. Девушка полностью разрушила себя. Сможет ли она восстановиться когда-нибудь? Зачем, зачем же нужно было так поступать с собой?
— Ладно. — Произносит девушка, вставая из-за стола. — Главное, что она вообще жива. Остальное как-нибудь наладится.
— Лиза, где сейчас Яра? — словно опомнившись, произношу я, тоже вставая.
— Ты рехнулась? Думаешь, я тебе расскажу? — Колосова кричит на меня и смотрит, как будто я сморозила глупость. — Я тебе рассказала правду, потому что отчасти мне жаль тебя. Все-таки ты потеряла дорогого тебе человека, каким бы подлецом он ни был. Но и ты пойми меня — я не хочу терять дорогого мне человека. Ей нужно спокойствие. К тому же, она не знает, что случилось с… твоим братом. — Произносит еле слышно девушка, глядя на меня исподлобья.
— Но, Лиз… прошу, вдруг…
Девушка обрывает меня на полуслове, взмахивая в воздухе рукой:
— Ты чертова эгоистка! Не надо было мне тебе вообще говорить про Яру. Я-то думала, что ты поймешь, но нет. Тебя заботит лишь твой гниющий в могиле братец!
Елизавета ударяет меня последними словами, словно жгучей пощечиной, и уходит прочь, кинув на меня взгляд, полный ненависти и презрения.
Я еще некоторое время смотрю ей вслед, на то, как быстро она убегает из кафе, оставляя меня с непонятным мне чувством вины. Я стою, и не знаю, что делать. В душу словно нагадили сотни голубей. Но что я делаю плохого? Я хочу лишь справедливости, и
