– Ну всё-таки не настолько… – начал было я, но заткнулся буквально на полуслове. Потому что, по большому счёту, леди Сотофа была совершенно права.
– Мне это очень не нравится, – сказала она. – Я не вмешивалась только потому, что бессмысленно становиться между человеком вроде тебя и его любовью, кого бы и что бы он сдуру ни полюбил. Ждала, пока сам опомнишься. Хвала магистрам, вроде бы дождалась.
– Мне бы вашу уверенность, – невольно улыбнулся я. – Думаете, опомнился?
– Не думаю, знаю. Посмотрела на твои вчерашние похождения. Джуффин меня позвал.
Не то чтобы я действительно возмутился, но ехидно спросил:
– А билеты на представление он на площади перед Мохнатым Домом не продавал?
– Пытался, да желающих не нашлось, – усмехнулся Джуффин. – А Сотофу по старой дружбе пришлось бесплатно пустить, извини. Надо было с ней посоветоваться. Очень уж мне твоя мёртвая подружка сперва не понравилась.
– С чего это вдруг? – удивился я. – Отличная же девчонка. И силу она у меня забирала не нарочно, ты знаешь. А когда поняла, что происходит, нашла способ всё прекратить, хотя здорово рисковала, ну или только думала, что рискует, какая разница, боялась-то по-настоящему. И всё равно сделала, как решила. Она очень крутая. Что тебе не так?
– Вот и я не мог понять, что мне не так, – спокойно согласился Джуффин. – Поэтому решил позвать Сотофу. Она в девчонках, живых и мёртвых, лучше меня разбирается.
– И?… – я с надеждой посмотрел на леди Сотофу. – Вам-то она понравилась?
– Понравилась – не то слово, – серьёзно ответила та. – Мне однажды рассказывали о любителе оперы, который впервые в жизни услышал пение хуба[12], сперва прослезился от счастья, а после начал кричать: «Так не бывает! Ну не бывает же так!» Я сейчас хорошо его понимаю, тоже того гляди закричу. Настолько неукротимая воля очень редко встречается, а в магии она – самое главное. Вечный непобиваемый козырный туз. У этой девочки не было ни знаний, ни опыта, ни каких-то тайных талантов, ни даже умения верить в чудо – вообще ничего, кроме страстного младенческого желания повернуть всё по-своему и получить леденец, которого и в природе-то нет, только в её фантазиях. Но этого оказалось достаточно, чтобы умерев, примерещиться не где попало первому встречному – такое как раз очень часто случается с последними смертными снами, из них выходят красивые недолговечные миражи – а в Магическом Мире, и не первому попавшемуся прохожему, а кому надо, и вот так сходу очаровать. Я локти кусала, что она живой мне на глаза не попалась. Родись девочка в нашем Мире, я бы по Мосту Времени за такой пошла, не раздумывая, чтобы отнять у смерти и забрать под крыло. Но в чужих мирах я пока не настолько хозяйка, чтобы строить там Мосты Времени. Жалко до слёз! Я очень рада, что ты продлил жизнь ей и её наваждению, хотя мне совсем не нравится цена, которую ты заплатил. Обратись ты ко мне тогда за советом, я бы сказала: плюнь на всё и спасай себя. Но что сделано, то уже сделано. Ты, хвала магистрам, остался цел, и девочка существует в достаточной степени, чтобы заслуженно наслаждаться плодами трудов своей жизни – очень странных, но по-своему прекрасных трудов. Всегда знала, что у судьбы бывают совершенно удивительные представления о справедливости и милосердии. Но хоть так. Всё равно хорошо.
– Эта неукротимая сила младенческого желания делает мёртвую леди похожей на талисман, изготовленный великим мастером, – заметил Джуффин. – Собственно, в каком-то смысле, леди и есть такой талисман, просто мастер – не какой-нибудь неизвестный древний колдун, а ты сам. А поскольку не понимал, что творишь, власть над сотворённым находится не в твоих руках. И вряд ли когда-то в них будет – вот что мне очень не нравится. Не в упрёк тебе говорю, кто угодно мог бы так влипнуть, даже я сам, не сейчас, так лет триста назад.
– Я вообще не знал, что это и есть «влипнуть», – мрачно заметил я.
– Ну да. Изнутри-то оно совсем безобидно выглядит. Просто тебе полюбилось красивое наваждение, и ты захотел, чтобы оно задержалось в Мире подольше – вполне обычное дело, каждый из нас хоть однажды так поступал. О мёртвой женщине в поезде ты тогда вообще не подозревал, а когда познакомился с ней, влип ещё крепче, потому что к очарованию призрачного поезда добавились восхищение, сострадание, чувство родства, нежность, жалость и долг.
– Да, – согласился я. – Всё так.
– Я пока не знаю, что со всем этим делать, – заключил Джуффин. – Да и надо ли? Для населения твой поезд, похоже, вполне безопасен; по крайней мере, людей он не похищает. Несколько подвыпивших смельчаков в разное время пытались туда забраться, но никому не удалось даже взяться за поручень: с точки зрения живого человеческого тела никакого поезда нет. Ну и славно, нам забот меньше, не придётся разгонять ярмарку и ставить охрану на пустыре. Пусть люди развлекаются. В Мире предостаточно наваждений, теперь к ним прибавилось ещё одно.
Он помолчал и добавил уже совсем другим тоном:
– Правда чужие смертные сны на моей памяти никто никогда не овеществлял. Никому из опытных магов в голову не пришло бы такое учудить. Даже Махи Аинти, уж на что был любитель продлевать существование всему что во тьме случайно сверкнёт, ни за что не стал бы связываться со смертным сном. А ты просто по незнанию влип. Я не хочу оставлять тебя разбираться с этим непонятным явлением один на один. Но от меня толку немного, просто нет опыта в подобных делах. Поэтому я позвал Сотофу. А кого ещё было звать?
– Извини, что тебя не спросили, – улыбнулась леди Сотофа. – Я, в общем, и так догадывалась, что ты не откажешь мне в удовольствии подсмотреть, как прошёл твой день. Жалко было ради формального, в сущности, согласия тебя будить. А ещё жальче было бы потом усыплять заново: я же правда соскучилась. Слово за слово, проболтали бы до полудня, уж я-то нас знаю. Поэтому решила: сначала дело, разбудим потом.
Я помимо воли расплылся в улыбке. Потому что когда леди Сотофа Ханемер вот так запросто признаётся, что по тебе соскучилась и была готова до полудня болтать, становится практически всё равно, что случится дальше. Жизнь
