– Хватит с меня на сегодня, – сказал я вслух, поднимаясь. – Если останусь, мы с тобой совсем разругаемся. Лучше остыну, соскучусь, пожалею, что так быстро ушёл, и тогда вернусь.
Подобрал с пола кружку, не хотел её тут оставлять из соображений какой-то неизвестной мне, но интуитивно понятной техники безопасности. С этими наваждениями никогда не знаешь, что здесь можно, а чего нельзя.
– Ну и куда ты пойдёшь? – флегматично спросила Агата. – Посмотри в окно. Мы только что Уэрр-Круашат проезжали. А сейчас там нет вообще ничего, даже видений. Подожди, пока твой настоящий мир за окном появится. Не обещаю, что у нас получится быстро туда приехать, но я честно постараюсь этого захотеть.
– Да пофиг, где мы сейчас проезжаем, – отмахнулся я. – Ты же про меня всё знаешь. И что я умею путешествовать между мирами, тоже, по идее, должна знать.
– Про эти твои так называемые путешествия между мирами я пока ни черта не понимаю, – призналась Агата. – Что это вообще? Как это? Зачем?! Решила, у тебя иногда припадки бывают. Такие провалы с галлюцинациями, которые у вас почему-то считаются магией, наравне с настоящими чудесами; ну собственно, вам видней… Кстати, а ты точно уверен, что это не просто припадки? Потому что когда выходишь из своей комнаты, более-менее всё равно, в воображении это происходит, или взаправду: самое худшее, просто выйдешь на улицу и будешь там себя странно вести. А здесь вокруг настоящее… сама не знаю, что именно, но оно настоящее! Пустота, Вселенная, неведомо что. И если ты в этом неведомом сгинешь, так тебе и надо, сам захотел. Но я же тогда, наверное, тоже сгину вместе с тобой?
– Да никто никуда не сгинет, – вздохнул я. – Путешествия между Мирами – не припадки с галлюцинациями, а просто работа. Иногда развлечения. Думай, что хочешь, но для своего же спокойствия лучше просто поверь.
С этими словами я решительно вышел из купе. Агата крикнула мне вслед:
– Грей-Улайси!
С таким отчаянием крикнула, что я остановился. Переспросил:
– Что?
– Грей-Улайси, – уже вполне спокойно повторила Агата. – Можешь не возвращаться, просто по дороге выгляни в любое окно. Будет обидно, если такое пропустишь. В Грей-Улайси строят дома с высокими башнями, похожие на дворцы, а живут там не люди, а лисы. Летающие! И разумные, то есть в сто раз умнее людей. Они не всегда летают, а только когда накатывает вдохновение. Люди в таком состоянии пишут стихи, или рисуют картины, или что там ещё положено делать, когда вдохновение. А лисы из Грей-Улайси от вдохновения просто летают. И в окна ко мне заглядывают. Иногда, если повезёт.
– Ясно, – ответил я. – Спасибо, что сказала. Летающие лисы это круто. Обязательно на них посмотрю.
Но не посмотрел. Не назло Агате, просто было не до того. Я волновался так, что меня прошиб холодный пот. Это вообще для меня характерно – с лёгкостью, не задумываясь, делать всякие невозможные вещи и страшно переживать по пустякам: а вдруг не получится? Ну хоть что-то же должно у меня не получаться? И вот сейчас точно будет оно.
Переход между Мирами, конечно, не то чтобы пустяк, но я уже столько раз это делал на протяжении многих лет, что глупо было сейчас сомневаться. Любая дверь, открытая в темноте, становится для меня входом в Коридор между Мирами. Это правило работает уже так давно и настолько без сбоев, что всякий раз, выходя ночью из собственной спальни, я вынужден специально включать свет, чтобы случайно не провалиться в Хумгат – такое уже бывало, и мне совсем не понравилось, я вообще люблю только те неожиданности, которые тщательно организовываю сам.
Но вдруг внутри наваждения приём не сработает? – думал я, сам толком не понимая, чего больше боюсь: раствориться в пустоте этой вымышленной Вселенной, или с позором вернуться к Агате и попросить помощи? Впрочем, чего тут не понимать, дураку ясно, что второе. Ненавижу становиться посмешищем. А с пустотой уж как-нибудь договорюсь.
Поэтому выхода у меня не было. Только попробовать. Или получится, или… всё равно получится. Какие могут быть «или». Я всё-таки не новичок, – сердито думал я, стоя в тамбуре. Здесь было довольно темно, но на всякий случай, для верности, я закрыл глаза, зажмурился до боли в веках, наощупь нашарил дверную ручку, изо всех сил на неё нажал и, ещё даже шагу не сделав, понял, что отлично всё получилось. Дыхание коридора между Мирами ни с чем не перепутаешь. Восхитительный тёмный ветер, который там дует, хотя никакого ветра в Хумгате, конечно же, нет. И меня тоже нет – в точности, как этого ветра, то есть нет-то нет, а дую я там – будь здоров. И бесчисленного множества разных миров там тоже нет, как меня и ветра. То есть нет ничего, кроме этих чудесных бесконечно далёких и близких, как собственное сердце, миров.
Но это я сейчас развожу лирику, в очередной раз пытаясь описать нечто неподдающееся описанию, потому что нужных слов нет ни в одном из человеческих языков; насчёт нечеловеческих не уверен, я пока не знаю ни одного. А на деле всё получилось просто и гладко – открыл дверь, почти перестал быть собой, но привычно сосредоточился, вспомнил: я хочу вернуться домой, в Ехо, той же ночью, когда оттуда ушёл, – и шагнул в пустоту, которая оказалась не пустотой, а знакомой Сияющей улицей, где, собственно, и находится соседский трактир. Правда, окна в доме уже были тёмные. Значит, доиграли и разошлись. Обидно, но ладно, ещё наверстаем. Жизнь – штука длинная. Обязана такой быть.
* * *– Ну, по крайней мере, я выяснил, что могу уйти оттуда, когда пожелаю, – завершил я свой рассказ. – В любой момент. Через Хумгат, как из другого мира. Получается, наваждение – тоже другой мир?
– Об этом уже много тысячелетий ведутся горячие споры, – оживился сэр Шурф. – Представители разных научных школ не могут договориться, где проходит граница между реальностью и наваждением. Какой степенью достоверности должно обладать наваждение, чтобы его можно было классифицировать, как самостоятельный обитаемый мир? Или поставим вопрос иначе: какой степенью неопределённости должна обладать реальность, чтобы мы получили право называть её «наваждением»? Разные философские школы предлагают разные определения; иногда в их дискуссии вмешиваются практики и вносят ещё больше
