Отец медленно положил руки на стол. Сжал кулаки.
– И давно?
– Да уж с полгода.
– У меня под носом. Старый я дурак… Корс?
– Да, пап?
Братик за собой тоже вины не чувствовал. А я видела, как наливаются вокруг отца грозовые тучи, пульсируют, свиваются в глухую черную воронку, готовятся разразиться громом и молниями. И даже предупредить брата не могла. Мама как-то цепко взяла меня за руку и сжала. Крепко, давая понять, что своеволия не потерпит. Мне оставалось лишь молчать.
– Давно ты знаешь?
– О Михе? Месяца три, а что?
Брат уже начал понимать, что все не так просто, что ему сейчас достанется, но пока не понимал – за что? И тут отец врезал кулаком по столу.
– Молчали? Скрывали? Иди к себе, щенок, я с тобой еще поговорю.
– Что не так, пап?
Корса мы обожали, и мальчишка пользовался этим без зазрения совести, но сегодня нашла коса на камень. Не помогли ни умильная гримаска, ни хлопанье ресницами.
– Иди. К себе. Немедленно.
– Пап!
– И на охоту ты со мной еще год не пойдешь, – припечатал отец. – Твоя сестра ведет себя как распутная девка, а ты ее покрываешь?
– Я не!..
Я аж задохнулась от несправедливости, хотела встать, крикнуть, но мама как-то перехватила мою руку, нажала на точку на кисти…
Больно.
Ай!!!
– Мама?
– Сиди и молчи, – приказала мама. Никогда я от нее такого голоса не слышала, даже когда мы с Корсом решили набрать первых ягод и на четыре часа удрали в лес, не предупредив. Даже тогда она так не злилась. А сейчас…
Ничего не понимаю!
– Родителям врешь, скрываешь… Своим – никогда не врут. Запомни это. Нас четверо друг у друга, а ты нам врешь, подличаешь за спиной, оба тихушничаете!
Корс выглядел смущенным.
– Пап…
– Иди к себе. Я с тобой еще поговорю.
Брат вздохнул, вышел из-за стола и отправился в спальню. О сладком он и не заговорил.
Отец у нас хоть и любящий, а розгу обчистить может, еще как.
А я осталась.
Отец посмотрел на меня:
– Теперь с тобой, Шани. Что это за глупости с Лемертом?
Я выпрямилась, принимая первый в своей жизни бой. Никогда раньше я с родителями не спорила, а сейчас вот пришлось. Но я ведь взрослая! Сколько можно диктовать мне свои условия? Сколько можно меня учить? Я своих детей уж год как завести могу, а все на поводке бегаю!
Гнев помог мне бестрепетно глядеть отцу в глаза.
– Пап, я его люблю.
– А он тебя?
– Тоже. – Я даже удивилась вопросу.
– Да? А что ж он со мной поговорить не пришел? По-честному? Что ж по кустам прятался? Или надеялся, что ты ему в кустах и отдашься?
– Папа!!! Я бы никогда…
Отец смотрел испытующе.
– Шани, что у вас было?
– Ничего. – Я вспомнила, как Мих обнимал меня, тепло его рук, робкие поцелуи… Но дальше-то мы не заходили! Он даже мне за пазуху руку никогда не запускал. Хотел, да, я видела, но не делал. Уважал мое решение…
– Обнимались, но до серьезного не дошли, – перевела мама.
Я посмотрела на нее, не понимая – откуда мама знает? Я же ничего не сказала! Вообще!
– Мам? Ты…
– Знаю, – отмахнулась мама. – Знаю… нет, Шем. Тут нам повезло.
– Ну хоть тут.
– Мих меня замуж зовет! По-честному! – возмутилась я.
Отец прищурился:
– Да неужели?
– Сказал, отец сватов пришлет.
Отец с мамой переглянулись. И… я заметила нечто странное. Словно от матери к отцу поток пробежал. Не сильный, но отчетливый. Как будто два озера на миг соединили перемычкой, а потом ее опять не стало.
Так бывает?
Никогда не знала…
– Мам?
Мама вздохнула:
– Айшет Ланат, сейчас ты нам дашь слово.
– Какое, мам?
– Если у парня серьезные намерения, а не просто тебя в стогу повалять… подчеркиваю – если!
Я закивала. Серьезные, я ведь вижу!
– Мы поговорим с ним, но до семнадцати лет ты замуж не пойдешь.
– Что?!
Я подскочила, задохнулась от возмущения.
Почему так? Да в мои года у девушек уже по ребенку бывает, а у кого и по два! Почему?!
– До. Семнадцати. Лет, – раздельно повторил отец. – И на то есть причины.
– А я не имею права их знать? – Я впервые бунтовала настолько откровенно. – Нет?! Вы мою судьбу решать взялись!!!
– Мы – твои родители.
– Не хозяева же! Рабства у нас нет!
Родители как-то непонятно переглянулись.
– Нет… у нас – нет, – подтвердил отец.
– Айшет, у нас есть серьезные причины. – Мама кивнула, подтверждая мое право на знание. – Ты знаешь, что у меня была сестра?
И при чем тут одно к другому?
– Да, ты говорила.
– Она умерла при родах. Я потом говорила с лекарем, он сказал, что женщины в нашем роду раньше семнадцати не созревают. Для нас рожать раньше – смерть. Боюсь, что и для тебя тоже… ты ведь моя дочь. Вспомни, у меня между тобой и Корсом было два мертвых ребенка…
Я помнила. Только верить в это не хотелось, никак не хотелось.
– А вдруг я не в тебя пошла? В папу?
Мама как-то криво улыбнулась.
– Ты так думаешь?
Да, мы похожи. Настолько похожи, что нас за сестер принимают. Иногда, если вместе увидят без платков и любимых мамой покрывал.
Мы с мамой обе одинаково невысокие, рыжеволосые, с выраженной грудью и бедрами, с тонкой талией. Черты лица у нас тоже похожи: высокий лоб, короткий прямой нос, черные брови и ресницы…
Только подбородок у меня папин. Мамин более округлый и с ямочкой, а у меня он упрямый, выдвинутый вперед, без слов говорящий о моем вредном характере. И еще глаза. У мамы они серые, словно грозовое небо, а у меня золотисто-карие. Почти золотые.
Я резко выдохнула.
– Мам… то есть я могу умереть при родах? Если не созрею?
– А почему мы тебя так прячем? – удивилась мама моему вопросу. – Почему не возим никуда?
– Но…
– В семнадцать и объяснили бы, и разрешили. А сейчас… вот скажи, если ты Миху всю правду про нашу семью расскажешь – он поймет?
Я подумала пару минут и замотала головой.
– Не, не поймет. В деревне семья должна быть большая.
– И его родителям?
Я представила картину и схватилась за голову:
– Точно скажут, что я гнилая…
И жизни потом не дадут. Но… как тогда?
– Мы, конечно, сватам пока откажем. До семнадцати, Шани. Если дождется, значит, и правда любит. Но ты-то понимаешь, как мы влипли?
Папа смотрел строго. И я опустила голову, понимая, что всех подвела.
– Я правда не думала…
– Это мы уже поняли, – кивнула мама. – А теперь расскажи, как вы познакомились?
Как?
Я прикрыла глаза, и передо мной появилась лесная поляна.
Я шла с ведрами к ручью. Это привычная ноша, папа сделал для меня небольшие ведра, и я носила их по десять-двадцать раз на дню.
Вот и в этот раз…
Я наклонилась над ручьем, набирая воду маленьким бочажком, который отец для нас с мамой отделал деревом, и услышала:
– Век бы смотрел!
Ведро я упустила.
И пока мы его вылавливали длинной веткой, пока я ждала, когда схлынет муть… так и разговорились. Так и познакомились.
Мих как раз заплутал и
